Когда отступать некуда, дерутся насмерть - Малышева Анна

Витас послушно нагнулся, протянул руку… И оцепенел.

С газетной страницы на него смотрел… Он сам. Это было его лицо, его фотография с удостоверения личности. Набранный жирным шрифтом текст окончательно лишил его мужества. Подпись под снимком гласила: «Единственный свидетель ночной трагедии, предположительно оставшийся в живых. Гражданин России – пятнадцатилетний Витас Котилюс, бесследно исчез после гибели своих «покровителей». Четвертые сутки о нем ничего не известно. В особняк, где были зверски расстреляны его сожители, мальчик не вернулся. Кто он – убийца или жертва? Тех, кто видел мальчика или что-нибудь о нем знает, полиция просит сообщить по этому телефону…»

– Что ты копаешься? – нервно спросил Николя.

Витас выпрямился. Лицо у него горело. Он положил на стол газету, вынув из нее лист со своей фотографией.

– Это я прочитаю сам, потом тебе отдам, – еле слышно сказал он.

– Нет, почему же? – спросила Клер. Глаза у нее были настороженные и злые. Глубоко-глубоко в них застыло еще что-то. Витас не мог понять – ненавидит она его или сочувствует?

– Покажи газету! – она вырвала у Витаса лист и сунул его под нос Николя: – На, читай. Покровитель вдов и сирот! Читай!

Николя пробежал глазами по заголовкам, наткнулся на снимок, миновал его, вернулся… Лицо у него внезапно стало серым. Витас встал из-за стола, быстро пошел к выходу, сорвал с вешалки свой зонт и выскочил на улицу.

«Конец, конец! – Он бежал под дождем, сам не зная, куда, не разбирая дороги. – Меня узнает кто угодно, меня схватят, мне придется давать показания… Так и написали – сожители…Хотя бы не любовники… А какая разница? Когда на меня станут давить, я не смогу, я все скажу… Будет позор, тюрьма, камера… Нет! Лучше умереть!»

– Стой, идиот! – его окликнули негромко, но у него чуть не подкосились ноги. Он обернулся и увидел Клер. Женщина быстро шла за ним, задыхаясь, отводя с лица намокшие темные пряди. Дождь уже лил вовсю.

– Отпустите меня, – умоляюще сказал Витас. – Я никого не убивал!

– Ты… Куда ты собрался? – Клер схватила его за рукав. – Далеко все равно не убежишь. Брось этот поганый зонт. Пошли.

– Не сдавайте меня в полицию! Я не виноват! Я даже свидетелем не могу быть! Я никого не видел!

– Я и не собираюсь тебя сдавать полиции! – резко сказала она, утаскивая его куда-то в сторону. – А вот Николя – этот трус – он тебя сдаст. Он уже впал в истерику и хочет бежать звонить… Я уговорила его не делать глупостей. Он будет молчать.

Она говорила быстро, как в бреду. Половины слов Витас не понимал. Наконец она подтащила его к своей машине, отперла дверцу и втолкнула его вовнутрь. Сама села за руль. Хмель с нее слетел, и теперь Клер молчала. Деревня давно оказалась позади. Витас понял, что они едут в Париж.

– Куда вы меня везете? – жалобно спросил он. – Я не убийца! Поймите, меня посадят, а у меня тут никого нет! Совсем никого! Родители в России…

– Эх ты, болгарин, – она вдруг засмеялась. – А ведь я тебе поверила. Не бойся, мы едем не в полицию. Во всяком случае, пока.

Настя проработала в киоске всего несколько дней, но даже за это время успела понять – такая работа не для нее. Каждый день вставать в пять часов утра, ехать через полгорода на метро, дрожать от холода, снимая с киоска щиты, раскладывать товар, навешивать ценники, сидеть в холодной тесной конуре в окружении газет – и это продолжалось до семи вечера. Через некоторое время Марина должна была окончательно уйти с работы. Но пока все дни они проводили вместе.

– Ничего, ты привыкнешь, – говорила Марина, доставая свой термос и наливая травяной чай. – Я тоже мучилась, но потом все прошло. Главное – высыпаться по ночам.

– А я не высыпаюсь, – отрезала Настя.

Она действительно плохо спала. Ей мешали мысли о деньгах. «Где их взять? – в отчаянии думала она, ворочаясь с боку на бок. – Пять с половиной тысяч долларов! Это безумие какое-то! Связалась с наркоманкой, у нее же слово недорого стоит… А если я не найду этих денег?! Она меня немедленно сдаст… Или снова примется терроризировать Мартына и родителей… Или ее муженек пристукнет меня – просто так, от злости, что тачку не купил. А может, ничего не будет?»

Но она и сама понимала, что легким испугом не отделается. «Если я обещала такие деньги – Ксенька меня не оставит в покое! Надо было торговаться, умолять эту дрянь, встать на колени… Нет! Не смогла бы я!» Настя злилась и на себя. Из-за приступа отвращения к Ксеньке она не смогла ее упрашивать. Ей не хотелось унижаться перед этой девицей на глазах у ее приятелей. Но Настя и сама понимала, что гордость ей только вредит. Этих денег ей никогда не собрать… Никогда – не только через две недели.

Этот крайний срок установила Ксенька, позвонив Настиным родителям. Насти там не было – она вообще редко туда заходила после скандала. Трубку взяла мать и выслушала следующий текст:

– Скажи своей дочке, что крайний срок – две недели. Если она меня кинет, я ее тоже…

И на этих последних словах Ксенька положила трубку. Мать немедленно перезвонила Насте. Она умоляла сказать, что должно случиться за две недели, просила разрешения обратиться в милицию… Но Настя твердо стояла на своем:

– Я разберусь сама! Ты же ничего не понимаешь, ты сделаешь мне хуже…

Насте казалось, что теперь и ее родители что-то подозревают. Не зря мать напомнила ей о той давней драке. Не зря она так странно смотрела на дочь в последний раз. «Может, они догадались? – мучилась Настя. – Не так уж трудно догадаться, Лерка мне говорила, что мои родители все знали… Нет! Лерка сказала это, чтобы напугать меня, чтобы причинить мне боль. Если бы отец знал – он не смог бы молчать столько лет! А мама?! Она не умеет ничего скрыть!»

Ни Рафат, ни Алик, ни Кеша больше не звонили ей и с визитом не заявлялись. Теперь она почти хотела, чтобы они пришли. Это были единственные люди, у которых она могла разжиться деньгами. Но чтобы получить недостающую сумму, ей нужно было… «Нужно сдать им Сергея, – говорила она себе. – Нет, это подлость! Он спас меня, хотя мог убить. Никто не заставлял его везти меня в аэропорт. Меня могли придушить в том доме, а ночью вывезти труп на пляж и бросить в море. Никто бы меня не опознал после того, как прилив повозит мое тело по камням…»

Ее пробрала дрожь. Только теперь Настя начинала понимать, как близка была ее смерть. «Кеша считает, что я как-то поддерживаю отношения с Сергеем. Может, за мной сейчас следят? Решили, что я не желаю выдавать его? Но мы могли бы связываться по телефону, а разве они могут прослушать мои разговоры? Неужели могут?» Настя терялась в догадках, и от этого ее сон, понятно, не становился крепче. Наконец она приняла отчаянное решение.