Венецианская блудница - Арсеньева Елена

Кажется, что-то в этом роде уже приходило ей в голову там, дома, в России, но тогда она отмахнулась от этой мысли как от величайшей нелепости. А теперь собирается осуществить эту нелепость. Не остановиться ли, пока не поздно?..

Нет, поздно, поздно! Тяжелые, медленные шаги послышались в коридоре, и Лючия едва успела метким броском отправить пустой флакончик в окно (пролетев в щелку меж портьер, он звонко булькнул о спокойную воду канала), прежде чем в кабинет вошел его хозяин.

Он двигался, как старик, едва волоча ноги, но точно молния – не смерть несущая, а жизнь! – пронзила его, когда он увидел Лючию.

Мгновение смотрел на нее недоверчиво, словно глазам не верил (Лючия вся похолодела: неужели Лоренцо заподозрил подмену? Но что она сделала не так? Иначе причесалась? Надела платье, которое Александра терпеть не может?!), а потом усмешка тронула его твердые, великолепно вырезанные губы:

– О, так вы уже здесь, сударыня!

Лючия только кивнула: говорить она не могла.

Она ожидала, что придется тщательно скрывать свою ненависть от Лоренцо, однако была потрясена тем, что не чувствовала к нему никакой ненависти. Он был… так красив. Так печален. Он был такой живой! И не знал, не знал, что в роскошном кувшине затаилась его смерть.

Она слабо перевела дыхание, молитвенно сложила руки: «Господи, научи меня, что делать! Дай знать, что я все делаю правильно!»

– Кому вы молитесь, сударыня? – резко спросил Лоренцо. – И зачем? Ведь вам помогает дьявол! Ведь только он мог вытащить вас из той западни, которую я запер за вами. Вы выбрались из тайника Фессалоне сквозь пол или сквозь стены? Откройте тайну! Ведь когда милосердие погнало меня туда вновь, я не нашел полузадыхающихся несчастных – меня встретила лишь пустота.

Лючия только хлопнула ресницами. Бог ты мой! Что же это сделалось с Лоренцо Анджольери, что он научился произносить слово «милосердие»?! Но тогда почему он зверски обращался с ее сестрой, снова попыталась ожесточить себя Лючия, и ей это удалось… хотя и не сразу.

– А где он, кстати? – огляделся Лоренцо. – Где ваш покровитель, принявший среди людей обличье Бартоломео Фессалоне? И где его мелкий бес на побегушках – этот мерзкий Маттео? Надо полагать, они затаились в одном из этих темных углов, выжидая удобного мгновения, чтобы наброситься на меня и вновь завладеть моими письмами? Ну так напрасно! – провозгласил он, обращаясь к этим самым темным углам. – Письма уже на пути в Рим!

«Недолго тебе этим гордиться», – злорадно подумала Лючия, а вслух произнесла, стараясь говорить как можно более тихо и робко, как, по ее представлениям, должна была говорить эта пугливая девочка – ее сестра:

– Они оба погибли.

– Что-о? – после некоторой заминки пробормотал Лоренцо. – Что это? Новый розыгрыш Фессалоне? Погибли, как он погиб прошлый раз, чтобы, подобно вампиру, снова и снова восставать из могилы и сосать живую кровь?

При слове «кровь» Лючия вспомнила мокрый пол траттории: верно, много воды пришлось на него вылить, чтобы замыть кровавые брызги! Ее тошнило от этих воспоминаний, от этих слов, но она все же нашла силы произнести:

– Они убиты. Какая-то Розина, содержательница траттории, опознала в Бартоломео доктора-шарлатана, который изуродовал ее где-то на Эрберии, и…

– Hа Эрберии? – перебил Лоренцо. – Верно, в тот день, когда вы выдали этого негодяя Чезаре? Это был великолепный поступок, и я отказываюсь понять, почему вы вновь спелись с этими бандитами – да сгноит господь их души, ежели они и впрямь мертвы!

Лючия глядела на него во все глаза. Это что-то новое! Oб этом Фессалоне ей не говорил… Так, значит, Александра выдала его Чезаре! Интересные сведения. Трещинка, сквозь которую сомнения слабо сочились в ее душу, стала чуть шире.

– Выходит, ваши сообщники убиты, а вы решили воротиться сюда? – спросил Лоренцо, пристально вглядываясь в ее лицо. – Зачем? Скажите, зачем? Oчевидно, вы рассчитывали, что застиг вас в тайнике кто-то другой, не я, а стало быть, я ничего не знаю и приму вас с распростертыми объятиями, не сделав ни одного упрека и даже не подозревая, что вы предали меня?

Именно на это рассчитывала Лючия, только не понимала, при чем тут предательство, если речь идет о тюремщике и узнице. Eй захотелось сказать Лоренцо что-то особенно едкое, но она никак не могла собраться с мыслями под его пристальным, словно бы ощупывающим взглядом.

Почему он так смотрит? Что он ищет в ее лице? Чего не находит?

Ох, долго ей так не выдержать. Пора кончать это представление, надо скорее дать Лоренцо яду, а то сердце так колотится, что больно, и почему-то слезы подступают к глазам. Ей страшно, страшно!

– Нынче жаркая ночь, – проговорила Лючия, невероятным усилием совладав с голосом. – Не хотите ли выпить вина?

– Приглашаю и вас, – церемонно проговорил Лоренцо, вынимая из поставца тяжелые кубки литого золота и ставя их на черный стол. Тусклый маслянистый блеск напомнил Лючии о флакончике, канувшем за окно, и она едва сдержалась, чтобы не застучать зубами, такой приступ дрожи ее вдруг охватил.

– Я… нет. Мне не хочется, – пробормотала она, но тут же спохватилась, что надо было взять бокал хотя бы для виду: а что, если теперь Лоренцо заподозрит что-то неладное?!

Но он только пожал плечами:

– Воля ваша! – и уже наклонил кувшин, как вдруг шторы раздвинулись и в дверях стал невысокий, сухощавый человек в черном.

– Синьор, нижайше умоляю простить, до вас есть неотложное дело.

Лючия мгновенно узнала этот гнусавый голос, хотя слышала его только раз в жизни. Дрожь снова прошла по плечам. Чезаре! Tак вот он какой, Чезаре… В своем черном одеянии он гораздо больше похож на подручного дьявола, чем злополучный Маттео. Вот ведь принесла его нелегкая в самый неподходящий момент! И что это он так подозрительно смотрит своими умными черными глазами на кувшин в руках Лоренцо? Что-то вызнал? Да нет, это лишь нечистая совесть говорит в Лючии.

Ну же, Лоренцо! Hаливай же вино! Каково бы ни было неотложное дело, ночь по-прежнему жаркая, душная, по-прежнему нужно освежиться. Нет… о черт, черт, черт! Поставил кувшин. Придется еще ждать, а ждать уже нет сил!

– Какое дело, друг мой?

– К вам гость.

– Гость?! В такую пору?!

«Не принимай его. Не принимай! Какие гости по ночам!» – мысленно заклинала Лючия, но тщетно: гнусный гнусавый Чезаре не унимался:

– У него неотложное дело, синьор, и прибыл он издалека. Потому я и взял на себя смелость побеспокоить вас.

– Да что за дело? – развел руками Лоренцо. – В самом деле важное, ты спросил?

– Речь идет о жизни и смерти, – тихо, но так внушительно ответил Чезаре, что Лоренцо только плечами пожал:

– Ну, проси его, если так!

Чезаре скрылся – и через мгновение вернулся в сопровождении высокого светловолосого молодого человека в изящном синем камзоле и при шпаге. При виде его Лоренцо по итальянскому обычаю сделал пальцами «рожки» против нечистой силы, а потом воскликнул с комическим отчаянием в голосе:

– Снова вы?! Восстали из волн? «Браво, мертвецы!»

А Лючия ничего не сказала. Слепо двинулась вперед, наткнулась на стол, но как бы и не заметила этого – обошла его, и остановило ее не изумление в голосе Лоренцо, воскликнувшего:

– Что с вами, сударыня?! – а взгляд, взгляд синих, любимых глаз, смотревших на нее холодно и равнодушно.

Каким-то немыслимым усилием ей все же удалось прорваться сквозь обморочный туман, затянувший все вокруг, и снова начать видеть и слышать.

– Рад видеть вас живым, синьор, – с неприятной усмешкою промолвил Лоренцо. – Однако, признаюсь, второго такого наглеца я еще не видал!

– Это очень легко исправить, ежели ваша милость соблаговолит посмотреться в зеркало, – незнакомо (ах да, она ведь ни разу не слышала, как он говорит по-итальянски!) сказал князь Андрей. – Во всяком случае, моя шпага всегда к вашим услугам.

«Вот новые новости! Они что, знакомы? Виделись прежде? И, не дай бог, уже схватились драться?!»

– Однако вы прилипчивее пиявки, – презрительно искривил свои тонкие губы Лоренцо. – Не постигаю, как вам удалось убедить Чезаре впустить вас ко мне! Ну и зачем вы явились на этот раз?

– Все за тем же, – слегка поклонился князь Андрей. – Хотя правильнее будет выразиться – все за той же. Я пришел за своей женою. – И он указал на Лючию.

Она прижала руки к груди, потому что сердце, ошалевшее от любви, билось так, словно готово было выскочить.

За ней! О боже, о Мадонна, о матушка Пресвятая Богородица! Он пришел за ней, он не забыл ее, он ее любит. Он ей все простит! Но… но почему так холодны его глаза?

– Синьор, – устало вздохнул Лоренцо, – вы бредите! Я уже говорил вам, что вы сумасшедший, или только хотел сказать? Эта дама – Лючия Фессалоне.

– Да, я знаю, – кивнул Андрей. – И она же – княгиня Извольская.

– О, какие слова! – с издевательским восхищением пробормотал Лоренцо. – Знаменитая куртизанка, распутница, венецианская блудница – княгиня Извольская? Ну и неразборчивы же вы там, в России, как я погляжу! Первую же встречную шлюху под венец тащите? Или чужеземная рвань идет у вас за шелк и бархат?