Что моё, то моё - Хольт Анне

Ингвар перебил её:

– Да, патологоанатом был потрясён не меньше меня. Ему уже почти шестьдесят пять, и он сказал, что никогда даже не думал о том, что можно подобным образом лишать людей жизни. Никогда. А он ведь патологоанатом!

Он подался вперёд и вынул из заднего кармана таблицу с пометками Зигмунда Берли. Листок весь измялся.

– В таком случае под подозрением гинеколог, – задумчиво сказал он, указывая на имя в таблице. – И ещё медсестра. Правда, она женщина. Но всё может быть.

– Мы ищем не женщину, – заявила Ингер Йоханне. – И не врача.

Ингвар взглянул на неё и спросил:

– Почему ты так уверена?

– Не забывай, о чём мы говорили прежде, – ответила она. – Преступник умён, но он болен. Он психопат или страдает явно выраженными психическими отклонениями. Мне кажется, мы имеем дело с мужчиной, за спиной которого несколько расторгнутых – причём по инициативе женщин – связей. Кстати, вполне вероятно, что он где-то учился, но едва ли закончил образование. Если его отчислили, он обвиняет в этом всех, кроме себя. Он может быть достаточно умён, даже очень умён, чтобы применить на практике полученные знания, но не настолько сообразителен и усидчив, чтобы сдать экзамен на госдолжность. А как долго сейчас учатся в медучилище? Четыре года? Мне кажется, ему такое не под силу.

– Ты думаешь, он набрался подобных сведений в училище?

– Не обязательно. В последние годы огромное количество информации появилось в Интернете. Там можно найти сайты клубов самоубийц, описания способов изготовления бомб, ядов. Я не удивлюсь, если в сети есть страница с описаниями идеального убийства.

– Но откуда в нём такая изощрённость? Такой, я бы сказал… передовой способ убийства? Он мог бы задушить их, застрелить или отравить.

– Ну что ты! Это было бы так банально, – ответила Ингер Йоханне. – А он должен доказать своё превосходство. Продемонстрировать свою власть. Вспомни о том, что это человек, который считает, что его обидели. Очень сильно обидели. Он хранит в памяти целый арсенал своих неудач, которые требуют отмщения. Лишить жизни детей таким образом, чтобы мы никогда не смогли понять, как он сделал это, – вот…

– Деда! – позвал тоненький голосок.

Ингер Йоханне испугалась, она не услышала, как мальчик вошёл, а он стоял уже посреди комнаты, держа под мышкой медвежонка. Большое пятно от кетчупа красовалось на футболке: Ингвар отказался от предложения позаимствовать одну из пижам Кристиане. Почувствовав неприятный запах, Ингер Йоханне встала и отнесла мальчика в ванную. Амунд оказался на удивление послушным. Когда она уселась на унитаз и сняла с мальчика грязную одежду, он широко улыбнулся ей.

– Ингейоане, – сказал он и протянул пухлую ручку к её щеке.

Ингвар заранее положил в ванной детское мыло и три запасных комплекта детского белья.

«Разговор предполагался долгий, – подумала она. – А вот пижамы нет – на ночь оставаться ты не собирался».

– Твой дедушка – хитрец, – улыбнулась она, поднимая мальчика к раковине.

– Не хочу мыться, – захныкал малыш и начал брыкаться. – Не буду!

– Эй! – сказала Ингер Йоханне. – Ты же обкакался. Нужно помыться!

Она шлёпнула мальчика мочалкой по лбу. Амунд засмеялся.

– Не надо, – попросил он и вздрогнул, когда тёплая вода полилась на его спинку.

– Ты должен быть чистеньким, чтобы хорошо спать.

– «Скорая помощь» белая, – сообщил Амунд. – Красных не бывает!

– Ты прав, Амунд. «Скорая помощь» – белая.

– Булатория, – сказал он.

– Амбулатория. Какой ты смышлёный!

Она закутала мальчика в полотенце.

– Выспался! – заявил он и засмеялся.

– Ещё нет, – ответил Ингвар, заглянув в ванную. – Пойдём, дедушка уложит тебя в постель. Спасибо, Ингер Йоханне.

Ничего не вышло. Через полчаса Ингвар с малышом на руках вышел из спальни.

– Он будет спать здесь, – сказал Ингвар, словно извиняясь, и строго посмотрел на мальчика, который в ответ широко улыбнулся. – У меня на руках.

Малыш почти исчез в дедушкиных объятиях. Только кончик носа был виден из зелёного пледа. Глаза закрылись всего через несколько минут. Ингвар осторожно убрал плед с его лица. На фоне белой сорочки тёмные волосы казались совсем черными.

– Дети, – тихо проговорила Ингер Йоханне, не сводя глаз с Амунда. – Меня не оставляет мысль, что главным в этом деле являются дети. Очевидно, тут есть какая-то связь с детством преступника. С нехваткой, утратой чего-то, произошедшей в детстве.