Фея белой магии - Ольховская Анна

И горько расплакалась, спрятав лицо на груди у мужа и причитая:

– Анютка, ну почему, почему?! За что?! Сколько ты уже перенесла, бедная моя, и нет этому конца! И снова беда! Что же дела-а-а-ать!

– Тише, родная, тише, детей разбудишь, – голос Хали дрожал. – Обещаю тебе – я сделаю все возможное, чтобы помочь Ании и Алексу, но ты должна уехать.

– Не могу, как ты не понимаешь!

– Я все понимаю, и, не будь с нами детей, я бы не настаивал, а только просил. Но Лейлу и Дениса необходимо срочно увезти отсюда, и лучше всего – к деду. Потом можешь вернуться, хотя я лично считаю, что тебе здесь делать нечего. Семья – самое слабое место мужчины, нами легко манипулировать, когда нашим близким что-то угрожает. Видела, что происходит с Алексом? А как Анна говорила с нами?

– Об Алексее ты лучше не вспоминай! – разозлилась Татьяна. – Его психоз начался, когда семье ничего не грозило, мы все были вместе.

– Кто знает, что там произошло! Но обещай мне, пожалуйста, что завтра увезешь детей.

– Хорошо, я их увезу…

– Умница!

– Но не завтра! – Татьяна умоляюще посмотрела на мужа. – За один день ничего не случится, мы далеко от отеля отходить не будем, а к вечеру Сергей Львович обещал собрать информацию, я хочу дождаться этого, а потом решим. Хорошо?

– Ну что с тобой поделаешь! Ладно, давай поспим, до рассвета всего пара часов.

– Попытаюсь.

Попытка родилась слабенькой, недоношенной, крепкого оздоравливающего сна не получилось.

А что обещают утром недосып плюс ночные слезы? Правильно, живую (почти) иллюстрацию к памятке начинающего пчеловода: «Мало дыма, мало сетки – распрощайтесь с мордой, детки!»

Татьяну из зеркала тщетно пыталось рассмотреть сквозь узенькие щелочки опухших глаз тестообразное и бесформенное нечто, очень напоминающее колобок, кое-как сляпанный страдающей катарактой старухой.

Привлеченный невнятной руганью, в ванную заглянул Хали и еле успел подхватить соскользнувшее было невозмутимое выражение лица. Но выдержки у него оказалось маловато, и из-за захлопнувшейся двери донесся сдавленный смех.

Ничего, это муженьку еще аукнется! Татьяна, чертыхаясь, занялась реставрацией внешности, скоро должны были проснуться дети, незачем травмировать нежную детскую психику, еще заикаться начнут с перепугу.

Учитывая размеры разрушений, повозиться пришлось довольно долго, из-за двери уже доносились индейские вопли и топот гарцевавших по номеру двойняшек. Потом в дверь забарабанили четыре кулачка:

– Мама, выходи скорее, мы есть хотим!

– А папа сказал, что тебя ночью комары покусали и чтобы мы над тобой не смеялись! – заложила отца Лейла. – Ты не бойся, мы не будем! Выходи!

– Иду, иду, не ломайте дверь, – проворчала Татьяна, произвела контрольный взгляд в зеркало, удрученно вздохнула и вышла из ванной.

Маленькие злодеи обещание сдержали, они не смеялись. Они исподтишка хихикали, папа начинал демонстративно поглаживать тонкий ремешок, змеей обвившийся вокруг талии, и многозначительно покашливал. Хихик на время прекращался.

Учитывая место временной дислокации веселого настроения, душераздирающее зрелище в зеркале, ситуацию в целом – сегодня Татьяна душой компании точно не была.

И маячившая в холле отеля Люсинда вызвала такой мощный выброс раздражения, что госпожа Салим едва удержала себя в шкурке цивилизованного человека. Эх, сейчас бы вцепиться в крашеные волосенки нахалки, повалтузить ее силиконом по полу, попинать от души в копчик – глядишь, на ней, на душе, и полегчало бы.

Но пришлось снова старательно не обратить на пупочку внимания и последовать за семьей в ресторан на завтрак.

А потом – на пляж. Туда же приволоклись дудусик, кошелек и их персональный лежак, устроившиеся «совсем незаметно» буквально в двадцати метрах от Салимов.

Оставаться один на один, нет – один на два с этими типами Татьяна не рисковала, раздражение от беспардонности соотечественников принимало угрожающие для этих соотечественников размеры, шкурка цивилизованности могла лопнуть в любой момент.

Поэтому семья Салимов сегодня все делала вместе: купалась, загорала, играла, снова купалась, снова загорала, и так почти до полудня, пока солнце не начало вредничать.

Благодаря шумной возне на пляже удалось немного отвлечься от зудящего беспокойства, время не попало в мертвый штиль, а легким парусником пролетело поближе к тому часу, когда ситуация станет немного яснее.

А пока ситуация пряталась за мутным и грязным до неприличия окном, разглядеть сквозь которое хоть намек не удавалось.

Телефон тоже решил прикинуться бесполезным куском пластика и угрюмо молчал.

Пора было возвращаться в отель и смывать с детворы песок и соленую воду. Салимы и это сделали дружно, к отелю шли кучно, так же собирались пройти и в номер, но их окликнул портье:

– Мадам и месье Салим, вам тут письмо оставили!

– Кто?

– Месье Майоров, ваш друг. Как жаль, что его очаровательная семья переехала из нашего отеля! У них такая чудесная малышка!

– Он что, был здесь сегодня? – Татьяна торопливо подошла к стойке портье.

– Да, забрал оставшиеся вещи.

– Он был один? Без жены?

– Без жены, но не один, с ним был слуга. Такой неприятный молчаливый человек, он нес за месье Майоровым чемоданы.

– А адрес виллы он не оставил?

– Мне – нет, но, возможно, адрес есть в письме.

– Спасибо.

Татьяне очень хотелось выхватить письмо из рук вежливого портье, но она забрала его спокойно, с достоинством, стараясь не показывать своего бешеного интереса.

Зато его не собиралась скрывать Люсенька, сопевшая буквально за спиной Татьяны. Едва Салимы направились к своему номеру, как пупочка ринулась к слегка оторопевшему от напора французу.

«Таня и Хали, пожалуйста, простите меня за вчерашнее! Ситуация сложилась достаточно сложная, мы с Алексеем очень переволновались из-за дочери, поэтому сразу сообщить вам о нашем решении обосноваться на вилле я просто забыла. Да и телефон в машине оставила.

Что касается поведения Алексея – не забывайте о не так давно перенесенной коме и всех травмах. Похоже, что от долгого пребывания на солнце у него началось какое-то осложнение, он сейчас тоже обследуется. Но пока поведение Алексея не совсем адекватное, он может обидеть человека, сам того не желая. Простите его, пожалуйста, все – и ты, Хали, и ты, Таня, передайте мои извинения и Левандовским.

Мне очень неудобно перед всеми вами – договаривались о совместном отдыхе, приглашали в гости на нашу виллу, а теперь, получается, всем от ворот поворот.

Но так будет лучше, поверьте. Общение с Алексеем сейчас никому радости не доставит, ему надо пройти серьезный и, возможно, длительный курс лечения. Я даже не знаю пока, сможет ли он отправиться осенью в намеченный гастрольный тур.

Мне же сейчас тоже не до общения, Ника заболела достаточно тяжело, такого с ней еще не было. Звонить кому-либо или отвечать на звонки не хочется, хороших новостей пока нет, а о плохом говорить – только душу рвать. Так что я пока отключаю телефон, как только наши дела пойдут на поправку, я сразу же отзвонюсь.

Пожалуйста, не сообщайте пока никому об ухудшении самочувствия Алексея Майорова. Можно только Виктору, его администратору. Боюсь, что сам Алексей наговорит ему лишнего и обидит еще одного хорошего человека.

Что касается связи через Интернет – компьютера здесь пока нет, как только появится, я сразу напишу.

И прошу вас, не пытайтесь навестить нас без приглашения. Грипп, который подхватила Ника, очень заразен, поэтому появление рядом с нами ОЧЕНЬ ОПАСНО!

Еще раз простите за испорченный отдых, надеюсь, со временем мы сможем все исправить.

А пока – просто ЖИВИТЕ!

Люблю вас. Анна».

– Ну что, по-моему, теперь все объяснилось? – неуверенно проговорил Хали, читавший письмо через плечо жены. – Хорошего, конечно, мало, но загадок больше нет. Алекс ведь действительно чудом выжил тогда, и то, что он остался полноценным человеком, – просто невероятное везение. Ему действительно не стоило, наверное, ехать к морю в самую жару.

– Ты ничего не понял. – Горло перехватило, Татьяна с трудом сдержала подступившие слезы. – Ничего.

Плакать нельзя ни в коем случае, Лейла и Денис, почувствовав настроение родителей, встревоженными сусликами застыли перед ними. Глазенки испуганно блестели, Лелька робко прикоснулась к письму, повисшему в маминой руке:

– Мамочка, что здесь написано? Почему вы с папой такие?

– Какие? – смогла криво улыбнуться Татьяна.

– Вы боитесь! – крикнул Денька, сжав кулачки. – Там злое, на этой бумажке, да? А где Ника?

– Мы слышали, что письмо от дяди Леши! – Брат и сестра, как всегда, выступали единым фронтом. – А Ника еще тогда заболела!

– Да, мои маленькие. – Детям стоило объяснить происходящее, иначе расспросами замучают. Татьяна подтянула их к себе поближе и нежно обняла. – Ника действительно заболела, у нее грипп, а эта болезнь очень заразна. Поэтому вы пока с ней не увидитесь.