Полет над гнездом индюшки - Донцова Дарья

– Обзвони всех, по алфавиту. Тем, кто не знает о несчастье, расскажи о случившемся и сообщи, что кремация завтра, в десять утра, на Митинском кладбище.

Вспомнив не к месту, что в Древней Греции и Риме гонца, принесшего печальное известие, убивали, я села за телефон.

Услыхав известие, люди реагировали по-разному. Кто-то пугался и глупо бормотал:

– Э-э-э… Завтра не могу, дела… пришлю венок.

Другие, в основном женщины, начинали кудахтать:

– Боже! Расскажите скорей, как произошло несчастье! Он упал на нож, а она вывалилась из окна?! Да ну!

Третьи молча выслушивали меня и сухо отвечали:

– Хорошо, спасибо за информацию.

Примерно через два часа я устала так, словно таскала камни для строительства египетских пирамид, но деваться было некуда, и я набирала очередной номер. Ободряло одно: телефонная книжка Роди заканчивалась, я добралась до буквы Ф, и на этой страничке имелась лишь одна запись: Фаустов Александр Валерьевич. Около фамилии было записано несколько номеров телефонов – очевидно, рабочий, домашний и мобильный.

По первым двум никто не откликнулся, а по мобильному ответила женщина, судя по голосу, молодая.

– Алло, – протянула она, – кому я понадобилась?

Слегка удивившись, я попросила:

– Можно Александра Валерьевича?

Дама помолчала мгновение и уже другим тоном осведомилась:

– Какого?

– Фаустова.

– Его нет, он в командировке. Кто его спрашивает?

– Понимаете, тут такое дело… Вы его жена?

Невидимая собеседница закашлялась и ответила:

– Какая вам разница?

– Извините, если вопрос показался бестактным, я не хотела вас обидеть. Тут такое дело. Похоже, Фаустов дружил или, по крайней мере, был знаком с Родионом Кутеповым.

– Никогда не слышала о таком, – быстро сказала женщина.

– Пожалуйста, передайте господину Фаустову, что похороны Родиона и его жены Нели состоятся завтра, в десять утра на Митинском кладбище.

Повисло молчание, потом женщина со злостью выкрикнула:

– Идиотские шуточки! – и бросила трубку.

Я удивилась, какая странная реакция! Если она никогда не слышала о Роде, то почему столь бурно реагирует? И потом, с людьми могут случаться самые разнообразные неприятности. Конечно, Родя и Неля находились в том возрасте, когда еще очень рано думать о смерти, но они могли попасть в автокатастрофу… Отчего незнакомка так возмутилась? Впрочем, это ее дело, может, она просто истеричка?

Я перелистнула страничку, вновь потянулась к телефону, намереваясь позвонить Храповой Лене, но трубка зазвенела у меня в руках.

– Это вы сейчас искали Фаустова? – поинтересовалась дама. – Не надо думать, что можете безнаказанно мерзко шутить. У меня стоит определитель номера. Между прочим, за подобные розыгрыши и огрести легко…

– Почему вы решили, что я шучу?

– Дура, – сердито выплюнула женщина. – Сволочь! Напугать решила или проверить? Ну погоди! Ты и впрямь идиотка, если занимаешься такими вещами со своего телефона, думаешь, трудно узнать адрес и фамилию? Ну погоди, вот Родион узнает, мало тебе не покажется!

– Меня зовут Дарья Васильева, я училась в институте с Родей и Нелей, мы дружим очень много лет, а вдобавок живем рядом в коттеджном поселке Ложкино. Родион и Неля умерли.

– Ты врешь, – прошипела женщина, – врешь, врешь, врешь!

– Увы, нет, я говорю правду. Родя чистил клинок – он собирал коллекцию ножей – и случайно упал грудью на лезвие. А Неля выпала из окна – это по версии милиции, лично мне кажется, что ее убили. Пожалуйста, передайте Фаустову, может, он захочет проститься со знакомыми, завтра, в десять утра…

– Это я, – прерывающимся голосом сообщила собеседница.

– Кто?

– Фаустов, – донеслось из трубки.

Я изумилась:

– Вы мужчина?! То есть, я хотела сказать… Извините, конечно, но у вас просто колоратурное сопрано… Прошу прощения, но я подумала, что говорю с женщиной.

– Фаустова Александра, – безжизненным голосом сказала дама.

– А Александр Валерьевич где? – глупо спросила я.

– Его нет. Вообще в природе не существует, – пробормотала женщина. – Родя записал в книге Фаустов Александр Валерьевич, чтобы Неля случайно не наткнулась. Меня зовут Александра Валерьевна, лучше просто Саша!

У меня голова пошла кругом. Саша, наконец поняв, что я сказала правду, тихо заплакала, потом внезапно спросила:

– А что с Алечкой? Где она?

Александра Валерьевна была единственной, кому в голову пришел этот вопрос.

– Она у меня.

– Несчастная девочка, – прошептала Саша, – что же теперь с ней будет, что станет с нами… Простите… Пожалуйста, умоляю, приезжайте ко мне. Расскажите все…

Ее голос, словно раненая птица, бился в трубке. В словах Саши была такая черная безысходность, что я быстро согласилась:

– Да, конечно, диктуйте адрес.

– Лукинская улица, дом одиннадцать, – залепетала Саша.

Я тяжело вздохнула. Знаю эту местность, бывала там, не ближний путь для человека, который живет в Ложкине, но делать нечего.

Оказавшись в Новопеределкине, я принялась разглядывать таблички с номерами домов. После шумной, душной Кольцевой дороги сонная, практически пустая Лукинская улица выглядела патриархально. Меня всегда поражало, отчего квартиры, расположенные на Тверской и в пределах Садового кольца, стоят намного дороже, чем жилье в «спальном» районе. Ладно, согласна, в прежние времена в центре было намного лучше с продуктами, здесь работали хорошие школы, но теперь!

Необходимое пропитание легко можно купить на любом углу, школ и детских садов понастроили даже слишком много. Единственное, что не радует, – это отсутствие метро. Но лично я предпочитаю потратить лишний час на дорогу до работы и не жить на загазованной магистрали, по которой с утра до ночи несется шумный поток машин, а по тротуарам бегут полоумные прохожие. Намного лучше обитать на такой улице, как Лукинская, вдали от городского шума, здесь дышится легко, рядом зеленеет лес, а на простирающемся перед глазами поле пасутся лошади.

Дом одиннадцать стоял кольцом, во дворе была церковь, старая, построенная в начале двадцатого века. Я припарковала «Пежо» в тенечке и спросила у чистенькой старушки в панамке, сидевшей на скамейке:

– Где пятый подъезд?

– А иди влево по дорожке, – словоохотливо начала объяснять бабуська, – там увидишь.

– Спасибо, – улыбнулась я, – надо же, первый раз вижу, чтобы во дворе жилого дома стояла церквушка.

Старуха перекрестилась.

– Эх, милая, тут раньше кладбище было, большое. Место-то прежде Суковом называлось, и станция такая имелась на железной дороге. Потом стали новые дома строить, район в Солнцево переименовали, а кладбище снесли. Грех, конечно, у меня на нем сестра была похоронена и племянница. Могилы срыли, кости увезли, дом построили. Только знаешь чего, – бабушка понизила голос, – счастья здесь никому нет. Вон на третьем этаже видишь красивые занавесочки? Людка там живет, у ей муж под поезд попал, в Переделкине, а Колька с седьмого этажа повесился, Раиса с девятого на бандита налетела, все лицо ей изрезал. Ты ведь небось к Колпаковым идешь? Квартиру они продают. Не покупай, гиблое место, а Колпаковы обормоты, ихняя собака вечно на детской площадке гадит. Ежели дом на костях стоит – счастья никому не будет.

– Сами же сказали, что останки вывезли.

– А души-то остались, – на полном серьезе заявила старушонка и принялась креститься.

Воспользовавшись моментом, я побежала к пятому подъезду. Это неправда, что к старости люди делаются лучше. Нет, в преклонном возрасте начинают проявляться все негативные качества: был глуп – станешь совсем идиот, раздражался на родных – превратишься в отвратительного брюзгу. Я уже не говорю об обидчивости, страстном желании поучать всех, кто хотя бы на два дня моложе, и о невыносимом эгоизме… А обсуждение работы собственного желудка становится самой любимой темой за обеденным столом. Очень редко кому удается избежать возрастных изменений, впрочем, я, наверное, тоже не стану исключением.

Дверь в квартиру распахнулась, на пороге стояла… Аля. В первую секунду я растерялась и попятилась, но потом сообразила, что дочке Роди и Нели исполнилось четырнадцать лет, а девочке, которая сейчас улыбается в прихожей, от силы семь-восемь. Но именно так выглядела в этом возрасте Алечка, даже прическа у ребенка была идентичной: волосы глубокого черного оттенка, вьющиеся красивыми крупными кольцами, были забраны в два хвостика, на лоб спускалась изогнутая прядка. И глаза смотрели с Алиным выражением: в глубине темно-карих очей плясали бесенята. Выпятив пухлую нижнюю губку, девочка спросила голосом Али:

– Вам маму, да?

Я обрела способность говорить:

– Сделай одолжение, позови ее.

– Мамуся, – закричал ребенок, – к тебе пришли!

В холл вышла худенькая женщина в джинсах. Несмотря на дикую жару, вот уже несколько дней изнуряющую москвичей, на ней был толстый свитер, а на ногах белели вязаные носки. На дочь она была похожа, как позитив на негатив. Беленькая, голубоглазая, с веснушками.