Полет над гнездом индюшки - Донцова Дарья

Сашеньке повезло, ее судьбой Дегтярев занялся лично. Из архива подняли старое дело о мошенничестве и убийстве Василия. При скрупулезном изучении деталей стало ясно, что следователь, занимавшийся делом много лет назад, слегка подтасовал факты, желая побыстрей сбыть проблему с рук. Получалось, что Сашенька не врала, Василий и впрямь сам выпал из окна. Состоялся новый суд, который, учтя все обстоятельства и приняв в расчет, что Саша много лет вела достойный образ жизни, дал ей три года, тут же амнистировал и освободил ее прямо в зале заседаний.

Теперь на совершенно законных основаниях Сашенька и Лиза получают все: дом, счет в банке, фирмы… Но в моей душе снова борются полярные чувства. С одной стороны, я рада, что Лиза вырастет в достатке, с другой… Саша совсем не скорбит о брате, который так много сделал для нее, не говоря уже о Неле. На ее простодушном, мнимо наивном личике читается неприкрытая детская радость от осознания того, что Лизонька теперь получит все, что только можно. И от этого мне противно, горько и обидно. Хотя Лиза вызывает только добрые чувства. Если Саша не испортит ее своей любовью, из девочки может выйти толк.

Но есть у нас и более радостные новости. Один из сотрудников отдела Дегтярева нашел хозяйку Индюшки, и сегодня Ниночка приехала к нам за мопсихой.

– Вы не можете себе представить, – со слезами на глазах, целуя Индюшку, говорила Нина, – как я плакала, мучилась: ну где Индя? Она такая безответная, безропотная, покладистая… Вдруг ее кто мучает?

Изредка Ниночка замолкала, начинала рыдать, вытаскивала носовой платок и вновь принималась извергать слова благодарности. Я же тем временем ломала голову над тем, как лучше сообщить обрадованной хозяйке о том, что я отдаю ей мопсиху не одну, а со щенками.

Наконец мы вышли во двор. Нина отпустила Индюшку, открыла машину и велела:

– Индя, залезай.

Но мопсиха не торопилась.

– Эй, – испугалась хозяйка, – ты где? Индя, Индя…

Со стороны гаража понесся счастливый визг, мы кинулись на звук. На площадке, поросшей зеленой травкой, на нежном, любовно выращенном Иваном газоне, возле клумбы с садовой гвоздикой резвились две собачки палевого цвета. Я не буду вам объяснять, чем они занимались. В конце концов Индюшка оторвалась по полной программе: в нашем дворе перебывали, кажется, все кобели не только Московской, но и Ленинградской, Тульской, Рязанской и других областей. Мы просто перестали обращать внимания на двортерьеров, которые, несмотря на строгую охрану, постоянно просачивались на нашу территорию. Перестали мы и запирать Индюшку. Какой толк, все равно выскочит когда-нибудь за дверь, и привет. Мне даже интересно: кто у нее родится?

– Что она делает? – оторопела Нина.

– Ну, – замялась я, – как бы попроще объяснить, ТО самое.

Честно говоря, я испытывала радость, наконец-то Хучик добился своего.

– Невероятно, – прошептала Нина, – наверное, она полюбила Хуча, я всем рассказывала, кстати, той страшной женщине, что украла Индю, тоже, как мы водили нашу девочку к элитному мопсу, суперчемпиону, а Индя села на пол и не далась. Нет, любовь великая сила! Вы не поверите, но она никогда не имела дела с кавалерами, такое с ней впервые!

Я хотела было рассказать Нине о бесконечной череде дворняг, ставших мужьями страстной мопсихи, но сдержалась и стояла молча, слушая удивленные возгласы хозяйки.

– Ну никогда ей такое не приходило в голову! Это все любовь к Хучу.

На языке вертелась фраза: «Ну да, Хучик получил почетное право стать юбилейным, пятисотым супругом», но я снова проглотила ехидное замечание, и, сдерживая смех, сказала:

– Мопсихи из хорошей семьи никогда не отдаются кавалерам без высоких чувств.

Амант – любовник.

Перш – так называется шест, который ставит себе на лоб акробат в цирке.

Маресьев А. П. – летчик, потерявший во время Отечественной войны 1941–1945 гг. обе ноги и научившийся управлять самолетом на протезах.