Рваные валенки мадам Помпадур - Донцова Дарья

Руфина распечатала конверт, вынула лист бумаги, прочитала текст и взвизгнула. У нее в руках была копия приказа ректора вуза: «В связи с отчислением из института студентки пятого курса В. Романовой назначить научным руководителем дипломного проекта студентки Р.Файфман профессора А.Н.Бутрова».

– Как ты это проделала? – закричала Руфа.

– Секрет, – округлила глаза Люба, – но тебе придется пахать и пахать. Я пообещала Бутрову, что ты проявишь усердие. Времени мало, я с сентября материал набираю, а тебе с января стартовать.

– С ума сойти, – не успокаивалась Руфа, – а что случилось с Веркой? С пятого курса никогда не выгоняют.

Люба приложила палец к губам:

– Тсс-с! Еще один секретик. Приказ о Романовой вывесят в начале января. Верку арестовали, она убила своего парня. Ректор не хочет, чтобы народ знал про преступление, поэтому там указано: «В связи с болезнью по собственному желанию».

– Как! – ахнула Руфа. – Они с Гришей жениться собирались!

– Гришка уже никого в загс не поведет, – заявила Люба. – Верка поехала с матерью на два дня на дачу, а Гриша решил налево сходить. У него родители за границей работают, парень один жил в большой квартире, ну и позвал к себе другую девчонку. Легли они в койку, а тут Верка в спальню врывается. У нее ключи имелись, это и понятно, они с Григорием три года вместе, Вера в его квартире постоянно жила. Здорово, да?

– Ваще, – выдохнула Руфина.

– Отец Гриши коллекционирует холодное оружие, – продолжала Люба, – у них на стенах кинжалы висят. Верка один схватила, ну и ударила сначала жениха, а потом его партнершу. В результате Григорий труп, а девка в больнице. Я, как об этом услышала, сразу поняла: у Бутрова освободилось место, ну и подсуетилась! Я всегда помогаю верным друзьям, никогда не забываю ни плохое, ни хорошее и умею извиняться. Как ты полагаешь, теперь я искупила то испорченное чернилами платье?

На секунду Руфина испугалась. Ей вдруг показалось, что Люба лишь притворяется веселой и доброй, а на самом деле на дне души Казаковой живут такие демоны, что лучше держаться от такой подружки на многокилометровом расстоянии. Но это было секундное замешательство. Руфа еще раз взглянула на приказ и бросилась Любе на шею.

Студентки удачно защитили дипломы, попали в аспирантуру, стали через пару лет молодыми кандидатами наук и параллельно работали в музее. Бутров патронировал Казакову с Файфман, помогал им публиковать научные работы. Девушки ездили с профессором в экспедиции, потом совместно изучали собранный материал. Люба и Руфа стали практически неразлучны. Ваня, влюбленный в Казакову до беспамятства, ходил за дочкой Марии Николаевны хвостом и не раз делал предложение Любане, но та всегда отказывалась:

– Я не готова к замужеству.

Руфине было жаль Ваню. Она отлично понимала: у него нет шансов. У Любы есть кто-то другой, очевидно женатый мужчина, раз она никогда не появляется с кавалером на людях и не рассказывает о нем даже ей. Руфина попыталась свести Ваню с другими женщинами, но Добров не хотел ни на кого смотреть, и подруге детства оставалось лишь переживать, наблюдая за его мучениями. Иван, правда, не терял надежды заполучить Казакову в жены.

– Вот увидишь, – говорил он Руфе, – я добьюсь своего, она поймет, что лучше меня никого нет.

Файфман кивала, но отлично знала, что Люба никогда не пойдет за Доброва, не ее типаж. В конце концов Любаша под влиянием своей матери согласилась на помолвку, и целый год Иван ходил в женихах. Люба ему не разрешала поцеловать себя. А потом внезапно назначила день бракосочетания, и ошалелый от счастья Добров устроил пир на весь мир. У Ивана тогда отлично шли дела, он зарабатывал большие деньги и закатил роскошную свадьбу. Руфина, естественно, была подружкой невесты.

Когда безмерно счастливый молодой муж закружил в вальсе наконец-то обретенную жену, к Руфе подошла Анна Егоровна и воскликнула:

– Красивая пара!

– Очень, – покривила душой Файфман, которая на протяжении всего праздника ощущала необъяснимое беспокойство.

– Невеста хороша, – вздохнула новоиспеченная свекровь, – но я всегда надеялась, что увижу возле сына тебя в белом платье с фатой.

– Тетя Аня, мы просто друзья, – улыбнулась Руфа. – Ваня мне как брат, а расписываться с ближайшим родственником невозможно.

– Ну да, – кивнула Доброва.

– Они будут счастливы, родят вам внуков, – оптимистично пообещала Руфа.

– Люба уже беременна, – без особой радости сказала Анна Егоровна.

Руфина удивилась, но постаралась не показывать своих чувств, а мать Ивана продолжала:

– Мне никто пока эту новость не объявлял, но я слышала, как вчера невесту в туалете тошнило, а еще ей плохо от запахов. Думаю, поэтому они со свадьбой и поспешили.

На секунду Руфе стало обидно, что Люба не сообщила ей о беременности, но она подавила это чувство и воскликнула:

– Вот видите! Скоро вы станете счастливой бабушкой.

Лицо Анны Егоровны исказилось.

– Не знаю, не знаю, в ребенке половина крови матери. Я, Руфочка, никогда не прощу Любе того, как она издевалась над моим сыном. Ваня сам не свой ходил, чуть в петлю не полез. Целый год она его в женихах держала и дату бракосочетания не назначала. Видела бы ты, как ему плохо было! А потом вдруг сама прибежала и на шею к Ванюше кинулась. Потребовала расписаться буквально через неделю. Чего, спрашивается, торопиться, а? С чего в ней страсть к моему сыну проснулась? Я в догадках терялась: что ее заставило мармеладкой стать? Такие женщины долго к свадьбе готовятся, платье шьют, а Любка! Схватила первую попавшуюся тряпку – и вперед! Но вчера горшок нашел крышечку. Я услышала, как ее в сортире наизнанку выворачивает, и поняла: беременна невеста. Готова спорить, что не от Вани младенец! Охмурила она моего наивного влюбленного мальчика, а тот и рад.

Руфа испугалась:

– Тетя Аня, вы никому о своих подозрениях не рассказывайте!

– Уж не дура, – вздохнула старшая Доброва, – буду молчать, но Любу никогда дочерью считать не смогу.

Руфина замолчала и начала суетливо передвигать на столе предметы.

– И что случилось дальше? – тихо спросила я.

Файфман сгорбилась.

– Много всякого, жизнь, знаете ли, многоликая. И… ну… и… А Люба правда умерла?

– Да, – кивнула я, – можете больше ее не бояться. Я правильно поняла? Вы по какой-то причине невероятно испугались, убежали из музея, перестали писать совместные научные статьи с Любой и Алексеем Николаевичем. Что случилось?

Руфина уронила на пол ложку, но не стала ее подбирать.

– Анна Егоровна подозревала, что Надя не от Вани, а потом получила неопровержимое доказательство. Понимаете, ребенок наследует от родителей…

– Палец, – перебила я, – на ноге!

– Вы знаете! – ахнула Руфа. – Откуда?

– Неважно, – отмахнулась я. – Слышала и про скандал на поминках Анны Егоровны!

Руфина кивнула:

– Мама не сдержалась. Тетя Аня ей правду рассказала и спросила: «Фира, как мне поступить? Сообщить Ване? Он должен знать правду».

Мудрая Эсфирь Мироновна ответила:

– Аня, не лезь, они сами разберутся. Если вмешаешься, Иван тебя потом в развале своей семьи обвинит. Может, он давно правду выяснил и молчать предпочитает. Чужая жизнь потемки, даже если это жизнь твоего сына!

Но Анна Егоровна, похоже, спрашивала у лучшей подруги совета исключительно для проформы, она воскликнула:

– Ох! Нет! Я обязана просветить своего мальчика!

Руфина исподлобья посмотрела на меня.

– Понимаете? В понедельник вечером тетя Аня беседовала с мамой, а во вторник утром нам уже стало известно о ее смерти. Помню глаза моей мамы, когда она услышала это известие! Понимаете, да?

Я кивнула:

– Конечно. Вы обвиняете Любу в убийстве Анны Егоровны.

– Да, – прямо призналась Руфа, – именно так. Думаю, тетя Аня не сдержалась и выложила Любе в лицо все, что о ней думает. Анна Егоровна была очень импульсивна. Вани дома не оказалось, свекровь не сдержала эмоций, а невестка поняла, что ее хорошей жизни может настать конец, и подсуетилась. Люба способна на ужасные поступки, причем сама она их считает вполне приемлемыми.

– Серьезное, но бездоказательное обвинение, – вздохнула я, – прямых-то улик у вас нет, одни догадки. И есть маленькая логическая неувязка. Если, по вашим словам, Люба была готова пойти на убийство ради сохранения своей тайны, то почему она не позаботилась о вашей матери? Эсфирь Мироновна представляла для нее не меньшую опасность, чем Анна Егоровна. Она могла разболтать Ивану правду про пальчик без сустава.

– Мать разбушевалась на поминках, – всхлипнула Руфина. – Я пыталась ее остановить, но куда там! Она кричала прилюдно, потом ей стало плохо.

Люба проявила заботу, она уложила мать подруги в спальне покойной, спешно вызвала «Скорую» и, пока врачи толкались по пробкам, объявила гостям:

– Мы все знаем, какая дружба связывала Анну Егоровну и Эсфирь Мироновну. Очень вас прошу, давайте забудем об истерике, которая приключилась с ней. Я не в обиде на тетю Фиру, она от горя потеряла рассудок.