Рваные валенки мадам Помпадур - Донцова Дарья

Глава 27

До вечера мы с Димоном и Приходько изучали тетради. Почерк у Любы был аккуратный, каждую буковку она выписывала отдельно, соблюдала все правила орфографии и пунктуации. Содержание дневника поразило даже Коробка, а Димон никогда ничему не удивляется.

– Она реально сумасшедшая, – вздыхал хакер, – нормальному человеку подобное в голову не придет. Вот, послушайте. «Двенадцатое мая. Майя опять бегает к Алеше с чаем. Бутров обронил, что хочет сливового варенья, так подлиза полетела в супермаркет и притащила три банки. Девочка хочет влезть к Алеше и в постель, и в душу. Да кто она такая! Ей предстоит умереть. Надо выбрать хороший солнечный день. Уходить на тот свет в сумраке и слякоти не так обидно, а каково покидать землю ясным днем? Светит солнце, поют птицы, люди спешат гулять, а ты корчишься в муках на постели, ощущая, как желудок царапает острыми когтями боль».

– Интересная дамочка, – пробормотал Приходько, – в десять вечера приедет Добров. В связи с неординарностью ситуации показывать ему дневники Любы будем все вместе.

– Вот бедный мужик, – сочувственно воскликнула я. – Сначала несколько лет сох по бабе, потом она наконец-то согласилась выйти за него замуж и была примерной супругой, а сейчас мы окончательно его добьем, сообщим, что Люба мечтала уйти к Бутрову, убила его мать, лишила жизни своих коллег по работе. Может, лучше позвать еще и психолога?

– Сами обойдемся, – отрезал Приходько и ушел.

– Если у человека сильно болит спина, ему частенько советуют носить корсет, – вдруг сказал Коробок.

– И что? – не поняла я.

Димон почесал подбородок.

– Если не хочешь испытывать проблем с позвоночником, надо ходить в спортзал, наращивать мышцы, которые держат позвоночный столб. Утомительное, нудное занятие. Намного легче застегнуть корсет, но как только ты его нацепишь – все. Таскать тебе его всю жизнь. Мускулы окончательно ослабеют, превратятся в тряпки.

Я пожала плечами:

– Не совсем понятно, к чему сия поучительная история.

Коробок аккуратно сложил тетради стопкой.

– Психотерапевт сродни корсету. Человек подсаживается на консультации, теряет умение принимать самостоятельные решения, по каждому, даже пустяковому, поводу топчет дорожку к душеведу. Мышцы тренируют в спортзале, и они в конечном итоге делают твою осанку красивой, а тело здоровым. Душа развивается в борьбе с проблемами, неприятности, трудности закаляют дух. Необходимо самому противостоять пинкам и оплеухам, которые раздает судьба, а не прятаться за спину специалиста. Приходько прав, мы сами справимся, без мозгокопателя.

– Речь не о нас, а об Иване Сергеевиче, – уточнила я. – Он может сорваться, когда начнет читать дневники. Слушай, мне пришла в голову интересная мысль.

– Вот она прибежала, и нету, – заерничал Коробок. – Влетела в одно ухо, через нос вылетела, лови, пока не удрапала.

– Можешь найти психотерапевта по имени Олег Евгеньевич? – перебила я хакера.

– Фамилии нет? – деловито уточнил он.

– Нет, – сказала я.

Димон продолжил расспросы:

– Откуда ты его взяла?

– Во время нашей беседы Руфина один раз произнесла фразу насчет того, что измениться Любе помог психотерапевт Олег Евгеньевич, – сказала я, – мне в тот момент показалось, что Файфман ляпнула про врача и испугалась. Ну, знаешь, как бывает: скажешь что-то в запале, а потом соображаешь – выдала секретную информацию.

– Навряд ли имя психолога, который пользовал ее подругу, является самой страшной тайной Руфины, – улыбнулся Коробок. – Извини, эсэмэска!

Димон достал мобильный и уставился на экран. Его лицо приняло изумленное выражение.

– Хорошее известие? – предположила я. – Или плохое? Ты напоминаешь кошку Клепу, которая вместо любимого тунца обнаружила в миске сухой корм с запахом банана.

Коробок повернул ко мне трубку, и я прочитала сообщение: «У нас будет мальчик».

– Поздравляю, – воскликнула я. – А кто будущая мама твоего ребенка?

Димон положил телефон на стол.

– Номер, с которого пришло послание, скрыт, понятия не имею, от кого оно. У Лапули всегда определяется, да и у всех остальных тоже.

– Действительно, трудно догадаться, – ухмыльнулась я. – Наверное, от твоей любимой женщины. Вообще-то я думала, вы с Лапулей пара, спите в одной кровати, ведете, как говорится, совместное хозяйство.

Димон взял телефон.

– Ну, да. Лапа хорошая девочка, не напряжная, всегда веселая, легкая на подъем, готовит замечательно, любит кошек, нашла общий язык с тобой и подружилась с Анфисой и Маргошей. Мне пока с ней хорошо.

Я подняла брови:

– Пока?

Коробок облокотился о стул.

– Не способен я прожить с одним человеком всю жизнь. От души завидую людям, которые полюбили друг друга в студенческие, а то и в школьные годы, поженились и через пятьдесят лет отмечают золотую свадьбу. Наверное, здорово иметь рядом совершенно родного человека. Но мне спустя год-другой после начала отношений делается скучно. Мне нравится непредсказуемость, рутина убивает чувство. Я не человек привычки.

– Ты просто бабник, – уточнила я. – Амур-террорист.

– Поздно меняться, – ощетинился Димон, – не вижу причин для ломки характера. Кто прислал эсэмэску про мальчика? Вообще-то была у меня пара встреч, но речь о серьезных отношениях не шла.

– Может, тебе позвонить тем, несерьезным? – посоветовала я.

– И что спросить? – обозлился Коробок. – «Здрассти, простите, мы тут разок того самого, не ты ли ждешь ребенка?» Тебе понравится подобное заявление?

– Нет, – откровенно ответила я. – Но я не стану посылать сообщение с таким текстом, да еще без подписи. Некоторые новости нужно сообщать, глядя человеку в глаза.

– Угу, – буркнул Коробок.

Я решила увести Димона в сторону от личных проблем:

– Забудь. Вероятно, известие адресовано не тебе. Кто-то просто ошибся, набрал не тот номер.

– У меня сейчас постоянная партнерша одна Лапуля, – неожиданно признался Коробок. – Никого, кроме нее, нет, ну, если не считать случайных встреч, их было… э… три… нет, пять. Я даже всех имен не помню! И телефон никому не давал! Лапа бы мне лично новость сообщила, но она никогда не забывает выпить утром нужную пилюлю.

Я вспомнила щуплую, спицеобразную фигурку Барби.

– Совсем не похоже, чтобы Лапа готовилась к поездке в роддом. Давай вернемся к работе. Я говорила, что Файфман брякнула: «Олег Евгеньевич», осеклась и попыталась внушить мне, что психолог носит имя Алик Михайлович. Олег-Алик, ну, не расслышала я, уши мне заложило. В конце беседы я намеренно назвала врача по имени, сказав: «Олег Евгеньевич». И снова суетливая реакция. Файфман перебила меня, воскликнула:

– Он Алик Матвеевич!

Сменила душеведу отчество, ранее говорила «Михайлович».

Руфина понятия не имела, что я всегда сохраняю беседы на диктофоне. Я прилетела в офис, включила запись и отчетливо услышала, как она восклицает: «Олег Евгеньевич», а уж потом, словно кролик из шляпы, возник Алик Матвеевич, которого она прежде назвала Михайловичем.

Димон, косясь на свой телефон, куда опять, судя по звуковому сигналу, пришло сообщение, раздраженно заявил:

– Ерунда. Какая причина скрывать имя психотерапевта?

– Понятия не имею, – честно призналась я. – Но задала себе тот же вопрос.

– Олег Евгеньевич, Алик Матвеевич, Фиг Иванович, Черт Сергеевич, Бубен Барабанович. Смысл какой его прятать? – фыркнул Коробок. – Ну какая разница, куда ходила Люба?

Я кивнула:

– Согласна! Я настораживаюсь, когда понимаю, что собеседник затаптывает, уничтожает следы. Почему честно не рассказать об Олеге Евгеньевиче? Руфина мне выложила все тайны Любы. Попробуй его найти. Психолог появился в жизни Любы, когда той исполнилось то ли девять, то ли десять лет. Думаю, в те годы лица, которые занимались психотерапией, были наперечет.

– Ну, раз ты так просишь, – милостиво кивнул Димон, – тогда да, пороюсь. Интересно, кто прислал мне эсэмэску?

– Можешь успокоиться, – улыбнулась я. – Это чья-то шутка. Некто, необязательно женщина, послал известие и ждет, какова будет первая реакция мужчины, который увидел на дисплее: «У нас будет мальчик». К гадалке не ходи, он занервничает, но ничего не узнает, потому что номер скрыт. Встряхнись и займись Олегом Евгеньевичем!

– Можно попытаться узнать закрытые цифры, – ажитировался Димон и быстро захлопнул рот.

В комнату вошли Приходько и Иван Сергеевич.

Добров выглядел не лучшим образом. Воспаленные глаза, взъерошенные волосы, а у костюма такой вид, словно Иван в нем спал.

– Я виноват, – сказал он, приближаясь к столу, – не уделял жене внимания, не поддерживал ее, искренне думал, что у нас в семье полный ажур, меня беспокоила лишь материальная сторона вопроса. А Любочка мучилась! Ей, честному, кристальному человеку, было тяжело! Я все понял! Любаша не изменяла мне! Она совершила ошибку до нашей свадьбы! Не предполагала, что Надюша не от меня! Люба, солнце, прости! Я ничего не понял! Ничего!