Ангел на метле - Донцова Дарья

Света, не выдержав прессинга, пожаловалась маме, но Аня неожиданно встала на сторону свекрови.

– Вера Ивановна тебе добра желает, – сказала Аня, – потом спасибо ей скажешь.

Старуха, почувствовав поддержку невестки, окончательно распоясалась и начала рыться у внучки в вещах и ябедничать сыну:

– Ой, присматривайте за девкой, она нехорошим занимается! Откуда у нее новые колготки? А пудреница? Мы ей денег на это не давали, где взяла?

Подстегнутый матерью Иосиф устраивал падчерице допросы и выжимал из нее правду: колготки она стащила у подруги, а пудреницу сперла в магазине.

– Ой, беда, – шипела Вера Ивановна, демонстративно запирая в секретер коробочку с «хозяйственными» деньгами, – воровка растет! Нахлебаемся мы с ней! Наездимся на зону! Наплачемся!

В семье каждый день вспыхивали скандалы, старуха обвиняла Свету во всех смертных грехах, та не выдерживала и орала на бабку, последняя демонстративно валилась на диван, и перепуганный Иосиф вызывал «Скорую». В конечном итоге хуже всех приходилось Анне, с одной стороны, на нее нападала дочь, кричавшая: «Зачем ты вышла замуж? Мы хорошо раньше жили, а теперь эти в нашей квартире поселились и меня мучают», с другой – на жену наседал Иосиф.

– Приструни девчонку, – кипел супруг, – у моей мамы инфаркт случиться может.

Ситуация достигла апогея в год, когда Света перешла в одиннадцатый класс. В середине сентября школьница подцепила грипп и была отпущена домой с уроков. Девочка вошла в квартиру, направилась в ванную помыть руки и не удержала протяжного вздоха: в небольшом помещении стояла старуха с тазом только что выстиранных шмоток. Увидав «внучку», бабуля моментально принялась занудничать:

– Пришла уже? Чего так рано?

Света молча включила воду и взяла мыло.

Вера Ивановна влезла на табуретку, начала развешивать постирушку, но рта не закрывала.

– Прогуливаешь занятия? Все матери расскажу.

– Отстань, – процедила Света, – я заболела.

– Небось тошнит, – вдруг заботливо осведомилась бабка, – и голова кружится?

– Нехорошо мне, – согласилась школьница, – а температуры нет. Интересно, что за зараза?

– А то ты не знаешь, – засопела Вера Ивановна, расправляя на веревке ночную рубашку, – хватит белой лебедью прикидываться. Все вечером Аньке сообщу, ты нас опозорила! Хорошо, что нынче двери дегтем не мажут! Развратница.

– Да заткнись ты! – вяло отбивалась Света.

– Нет, – злорадно засмеялась ведьма, – я видела в бачке твои трусы, поняла, чем ты занималась, его имя знаю! С Сергеем Зарицким трахаешься, а то, что он женат, тебя не останавливает?

Света ахнула, ну каким образом ведьма узнала правду про нее и соседа? Даже если мерзостная старушенция изучила ее нижнее белье и сообразила, что Света уже не девушка, то ведь фамилия любовника на трусишках не написана!

– Притихла! – злорадно воскликнула Вера Ивановна. – Хотя сказать тебе нечего. А вот у меня целая речь заготовлена. Сначала Аня и Йося новость услышат, потом я к жене Сергея пойду, ну и в милицию рвану. Дело-то подсудное, «совращение малолетних» называется. Зарицкому сороковник стукнул, а тебе восемнадцати нет. Я от участкового не отстану, пока вас не посадят.

– За что? – одними губами спросила ошарашенная Света.

– Его за любовь с несовершеннолетней, а тебя за разврат, – уточнила Вера Ивановна. – Вот несчастье! Проститутка растет! Надо в подъезде объявление повесить: «Люди добрые, осторожно, около вас, в родном доме б…ь поселилась». Тебе надо отдельную посуду завести, еще заразишь нас сифилисом. Йося обязан принять меры!

И тут Света, потеряв от злости самообладание, толкнула Веру Ивановну. Старуха, не успев ойкнуть, упала в ванну, ударилась головой о ручку, за которую обычно держалась, вылезая из воды, и осталась лежать, не шевелясь. Из раны на виске потекла кровь, именно в этот момент в санузел вошел некстати вернувшийся домой Иосиф.

Дальше начался кошмар. Убедившись, что мать мертва, отчим устроил падчерице допрос, потом запер рыдавшую девочку в ее комнате, вызвал домой Аню. Каким образом Йося сумел провернуть дальнейшее, Аня не знала. Муж обманул милицию, смерть Веры Ивановны признали несчастным случаем: пожилая женщина испытала приступ головокружения и упала с табуретки. Дело закрыли, но Иосиф не собирался прощать падчерицу, он просто не хотел шума, позора, досужих разговоров о своей семье.

Светлана просидела взаперти почти месяц, Иосиф рассказывал всем, что дочь пережила страшный шок: вернулась домой и обнаружила бабушку мертвой, подобный стресс с трудом перенесет и взрослый человек. Ясно, что девочка никак не может прийти в себя.

Потом Свету увезли, а спустя пару недель Иосиф сказал Анне:

– Девчонка умерла, ее похоронили не в Москве, а там, где она скончалась, в психлечебнице, на краю Калужской области, там есть спецкладбище.

Аня пришла в ужас, но Иосиф коротко рубанул:

– Выбирай: или ты больше никогда не вспоминаешь Светлану, или я прямо сейчас ухожу из дома. Только имей в виду, дочь тебе не вернуть, с того света в гости не ходят!

Анна осталась жить с мужем, потом Йося заболел и умер. Затем пришел черед самой Рогожиной. И вот на смертном одре, схватив оцепеневшую Аду Марковну, соседка шептала:

– Уходя в могилу, Йося покаялся. Светлана жива, он ее не в клинику тогда отвез, а в особую тюрьму, за большие деньги поместил, сам за смерть своей матери ее наказал. Светочке никогда из каземата не выбраться.

– Ужасно, – прошептала Ада Марковна, – надо искать девочку.

– И как это сделать? – заплакала Анна. – Он адреса не оставил, только сообщил: дочь в заточении находится, да еще успокоил, мол, там хорошо, еда нормальная, присмотр, вот только свободы ей никогда не видать.

Ада Марковна заахала, слушая Аню, а та, выплакавшись, сказала:

– Не рассказывай никому, хорошо?

Ада Марковна пообещала хранить молчание, Аню очень скоро забрали в больницу, оттуда она вернулась вместе с приятной медсестрой, которая стала исправно ухаживать за умирающей. Своей помощнице Аня завещала квартиру.

За пару дней до смерти Рогожиной Ада Марковна навестила соседку и фальшиво воскликнула:

– Замечательно выглядишь! На поправку идешь.

– Нет, Ада Марковна, – просипела Аня, – я не доживу до конца недели, скоро у вас другая соседка будет, моя медсестра, живите мирно.

– Ты ей квартиру отписала! – поразилась пожилая дама.

– Не пропадать же добру, – вяло отозвалась больная, – на том свете квадратные метры мне не понадобятся!

– О Светлане подумай, – осторожно напомнила Ада Марковна, – где ей жить?

– На кладбище, – прошептала Анна, – скоро с дочерью свидимся. Правду ли говорят, что в раю все друг друга прощают?

– Света жива, – напомнила Ада Марковна, – ты сама мне рассказывала про тюрьму! Иосиф ведь признался перед смертью в содеянном.

– Врал он, – пролепетала Аня, – уж не знаю, по какой причине эту дурь выдумал. Небось хотел мне побольней сделать.

– А вдруг он говорил правду? Ты не подписывай завещания, – предостерегла Ада Марковна соседку.

Анна подтянула к подбородку одеяло.

– Нет, умерла дочка, и слава богу. Легко ли убийцей жить!

Ада Марковна перевела дух и глянула на меня.

– Ну и как история? Шекспир!

– Скорей уж Агата Кристи, – покачал я головой. – И вы никогда не встречали Светлану?

– Нет, – помотала головой пожилая дама, – один раз, правда… но это была не она! Совсем другая приходила, хотя… странно…

Я сделал стойку.

– Вы о ком говорите?

Ада Марковна сложила руки на столе.

– Не так давно сюда приехала женщина, очень элегантная, костюм, шляпа, сумка – все безукоризненно, единственное, что мне не понравилось, макияж грубый. Тонального крема два кило на лице, румяна, пудра, тени, тушь. Разукрасилась, как на продажу, полное несоответствие одежды и макияжа. Хотя, вероятно, она пыталась респектабельной выглядеть, приоделась, но прежние привычки дали о себе знать.

– Что вы имеете в виду? – улыбнулся я.

– Милый мой, – кокетливо пропела Ада Марковна, – я, конечно, кажусь вам старой, выжившей из ума кошелкой, но на самом деле я еще способна соображать!

– Мне и в голову не придет заподозрить молодую даму в маразме, – я начал привычно льстить старухе, – вам до пенсии еще далеко!

– Мне уже пятьдесят пять, – проворковала Ада Марковна.

Я бросил беглый взгляд на обвисший подбородок, мешки под глазами, дряблую шею, морщины вокруг губ, отметил большое количество пигментных пятен, усеявших желтоватую кожу, и подавил вздох. Пятьдесят пять?! Как минимум на двадцать лет больше! Но, спасибо Николетте, благодаря ей я хорошо знаю, как положено вести беседы с перезрелыми кокетками.

– Пятьдесят пять? – всплеснул я руками. – Как минимум на двадцать лет меньше!

– Комплиментщик, – довольно засмеялась Ада Марковна, – хотя, понимаю, я выгляжу намного лучше своих ровесниц. Ну да не о них речь. Знаете, кем я работала? Кстати, я тружусь до сих пор.