Главбух и полцарства в придачу - Донцова Дарья

Антон совершенно не понял, о чем толкует говорливый старик, но, не желая обижать его, он перелистал содержимое одной из папок и понял, что ему в руки попал совершенно бесценный исторический материал. Невесть каким образом в убогой избе оказались раритетные документы: дневники, письма, юридические бумаги – одним словом, весь архив дворянской семьи Глебкиных.

– Откуда это у вас? – изумился Антон.

Он сразу сообразил: сейчас на столе лежат не только его кандидатская и докторская работы, но и пара монографий. Историки дни и ночи просиживают в хранилищах, нарывают материал по каплям, а тут такое богатство!

– Эхма, парень, – протянул Митрич, – жизнь длинной была…

Он начал рассказывать. Антон слушал, боясь перебить деда, еще испугается и не станет говорить со студентом.

Митричу и впрямь без преувеличения было больше ста лет. Его родители, и отец, и мать, служили у дворян Глебкиных, у старшего в роду, Ивана Сергеевича. Вообще-то, братьев было двое: Иван и Павел. Но последний, младшенький, оказался неудачником, стал картежником, враз проиграл доставшуюся от родителей часть наследства и пустил по миру своих жену и дочь. Иван пытался вразумить братца, давал ему денег, но Павел, взяв ассигнации, тут же садился за карты, и в конце концов терпение родственника лопнуло. Старший перестал общаться с младшим.

Митрич Павла не помнил, один лишь раз, совсем ребенком, видел, как в гости к хозяину явился в наемном экипаже оборванец, как рассвирепел Иван Сергеевич и дворня вежливо, с поклонами выпроводила странного гостя на дорогу.

– Это кто? – поинтересовался Митенька у своего отца-управляющего.

Папенька погладил мальчика по голове.

– Брат Иван Сергеевича, человек лихой, от таких подальше держаться надо! Был богат, а теперь на подаяния живет, неладно получилось.

Митенька удивился, да и забыл о странном госте. Его в то время больше волновала воспитанница Ивана Сергеевича, Аня, настоящая красавица, далекая бедная родственница Глебкиных, сирота. Хозяева не препятствовали дружбе своего сына Андрея и воспитанницы Ани с Митей. Только тот хорошо понимал – никогда Анечка не будет его женой, и не потому, что Иван Сергеевич начнет чваниться. Старший Глебкин придерживался либеральных взглядов, захочет благородная сирота, воспитываемая им как дочь, выйти замуж за простого человека, он, конечно, расстроится и попытается отговорить девушку от неразумного поступка, но в конце концов препятствовать не станет. Иван Сергеевич обожал Аню до потери пульса. Но ей не нравился Митя. Нет, она считала его своим верным другом, но нежно вздыхала, глядя на Андрея. В девятьсот шестнадцатом сыграли свадьбу.

м ван Сергеевич в день венчания подошел к Мите и сказал:

– Ну, не горюй, дружок. Вот, посмотри на Леночку Владышину, красавица растет, приданое отличное, фамилия благородная. Хочешь, я составлю протекцию, сватом выступлю.

Митенька поблагодарил хозяина за участие, но ему была нужна только Анечка, а та любила своего молодого мужа Андрея. Вот такой классический треугольник.

Новобрачные счастливо зажили в отведенных для них покоях. Митенька же, решив не кукситься, отправился учиться в Москву. Раз уж не вышло личного счастья, надо попробовать стать врачом. Зла на Андрея Митя не держал, да и как он мог обижаться на ближайшего друга детства, почти брата. Просто ему хотелось некоторое время пожить вдали от упоенных страстью молодоженов.

Учение захватило Митю целиком, к тому же у него обнаружился талант диагноста. В общем, будущее рисовалось Мите исключительно в радужных тонах: он получит диплом, вернется к себе домой, станет сельским врачом. Навряд ли встретится на пути женщина, способная затмить Анечку. Но Мите будет довольно просто видеть любимую и изредка пить с ней чай в гостиной Глебкиных, отделанной дубовыми панелями. Иногда, устав к вечеру, Митя валился на кровать и, закрыв глаза, мечтал. Весело горит камин, на дворе бушует снежная метель, а он и Анечка сидят в креслах. Она вяжет, Андрюша вслух читает газету, вокруг копошатся их маленькие дети и собаки, которых очень любят все… Тихая идиллия, мирная жизнь. Может, оно и было бы так, но вы, наверное, помните, что стряслось в девятьсот семнадцатом?

Телефона в поместье не было, об Интернете, электронной почте и программе Ай си кью никто и мечтать не мог, а простой телеграф сразу после переворота перестал обслуживать граждан. Да еще университет по непонятной причине не прекратил занятий. Несмотря на революцию, начавшуюся Гражданскую войну и полнейшую неразбериху, профессора читали перед поредевшей аудиторией лекции, принимали экзамены и зачеты.

Только в Татьянин день, когда по традиции начались каникулы, Митя смог приехать в родной дом.

Уже подходя к поместью, он понял, что произошло неладное, поднялся на пригорок, с которого открывался великолепный вид на усадьбу Глебкиных, и ахнул.

Огромного барского дома с белыми колоннами не было. Впрочем, дома управляющего тоже, исчезли конюшня, псарня и любовно выпестованный хромым Николаем сад. Перед Митей простиралось пепелище. Снегу в тот год практически не было, и Митя в растерянности смотрел на черные головешки. Потом сбежал вниз, в оставшуюся целой деревню. Первая, кого он встретил, была Марфа, жена садовника Николая. Схватив Митю за полушубок, она втянула его в сарай и зашептала:

– Уезжай, Митенька. Видишь, чего творится. Всех поубивали: Ивана Сергеевича, Сирену Михайловну, твоих папеньку с маменькой. Чистые звери! Нелюди!

– Что с Аней? – еле вымолвил Митя.

– Ой, не знаю, – запричитала Марфа, – как бар резать начали, простые люди попрятались. Эти ироды все пожгли и уехали. Четыре трупа потом Коля зарывал: господские и твоих родителей. Где молодые, не ведаю, может, сгорели? Полыхало тут до неба, страх божий. Знаешь, что самое страшное?

– Говори, не тяни! – прошептал Митя.

– За главного у этих бандитов Павел Сергеевич, брат младший Ивана Сергеевича, – сообщила Марфа, – на коне прискакал, лично наших допрашивал! Уж он их бил смертным боем. Сначала барыню, Сирену Михайловну, на тот свет отправил, а уж потом Ивана Сергеевича, светлая им память, земля пухом. Нагайкой колотил, да так орал, что крышу сносило: «Говорите, где ключ спрятан!»

– Какой ключ? – удивился Митя.

– Кто ж знает, – ответила Марфа, – только Иван Сергеевич не выдержал, плюнул брату в лицо и сказал: «Не видать тебе никогда папенькиного богатства, вурдалак, хоть убей, не скажу». Ну Павел его и пристрелил. Вот, Митя, какие времена настали, брат брата убивает! Беги отсюда, еще выдаст кто!

Митя вернулся в университет. Его большевики не тронули, в тот период тотальной компьютеризации не было, в анкете люди могли написать что угодно. Но Митя сообщил о себе правду. Фамилия у него была самая незатейливая – Иванов. Когда красные начали проверку студентов, он сказал: «Я сирота. Родители проживали в деревне». В общем, Митю не тронули. Среди однокурсников стукачей не нашлось, и новые власти не докопались до того, кем на самом деле являлся отец студента Иванова.

Жизнь Мити потекла дальше, только никакого места для веселья в ней не осталось. Да и откуда ему взяться, когда все дорогие и любимые лежат на погосте?

Примерно через год после описываемых событий, поздно вечером, в комнату, которую снимал студент, постучалась хозяйка.

– Митя, выгляни, к тебе пришли.

– Кто? – весьма недовольно спросил жилец.

– Евреи какие-то, – ответила хозяйка, – фамилия их Кацман.

Недоумевая, Митя вышел и в полутемном коридоре увидел типичную рабоче-крестьянскую парочку. Парня в черной тужурке, лохматой шапке, валенках с калошами и девицу в длинной суконной юбке, потрепанном полушубке из грязной овчины и платке, закрывающем лоб и часть щек.

– Что вам угодно? – весьма нелюбезно процедил Митя. – Если прослышали, что я врач, так пока права на практику не имею.

– Сделайте милость, – нежным, очень хорошо знакомым голосом произнесла девушка, – впустите нас. Гостинец вам от папеньки из деревни привезли.

Парень молча указал на мешок, лежавший у его ног. У Мити внутри что-то щелкнуло.

– Входите, – дрогнувшим голосом проговорил он и посторонился.

Пара прошла в комнату. Девушка размотала платок, парень стащил клочкастый треух. Митя, чтобы не закричать, зажал себе руками рот. Перед ним, бледные, исхудавшие, но живые, стояли Анечка и Андрюша.

Когда Митя опомнился, на него обрушился целый шквал новостей.

Аню и Андрюшу спасло провидение, оно же, очевидно, помогло им добраться до Москвы и добыть новые документы.

– Мы теперь Кацман, – сообщила другу детства Аня, – Лев и Сара.

Митя никогда не был антисемитом, но с его уст сорвался вопрос:

– Что же русскую фамилию не взяли?

– Слава богу, хоть такие документы достали, – вздохнул Андрей, – ладно, слушай, зачем мы пришли. Пока бандиты родителей убивали да дом жгли, мы у Федора, конюха, прятались. Когда же негодяи убрались восвояси, здание еще полыхало. Оно с парадного хода занялось, а отец, Иван Сергеевич, если ты помнишь, во флигельке жил.