Компромат на кардинала - Арсеньева Елена

– Избавь меня от подробностей, Джироламо. Избавь меня от гнусных подробностей! Вот уже сколько времени мы с тобой разговариваем, а я никак не могу сказать тебе главное. Ты не даешь мне! Ты не слушаешь меня!

– Отец мой, ради бога, простите. Я весь внимание.

– Оставить все! Повторяю для stupidi: оставить все! Прекратить все слежки, все акции! Первым делом – картина! Она должна быть уничтожена любой ценой. Не позднее завтрашнего дня. После этого немедленно узнайте точно, кто открыл эту выставку. Вернее, кто стоит за ее официальными устроителями. Думаю, тут мы не ошибаемся: это именно тот человек, которого мы никак не могли вычислить раньше. Дальше все по плану. Он, та женщина, мальчишка… Господи всеблагий, да я готов своими руками уничтожать каждого, кто смотрит на эту проклятую картину, кто наслаждается нашим вековым позором!

– Отец мой, их не так много, успокойтесь. Выставка не стала событием в жизни этого города. Именитый художник из столицы так и не приехал на нее. Церковь, против ожидания, молчит: не восхваляет кощунство, но и не порицает его. Местная католическая община бездействует, их гораздо больше занимает тяжба с мэрией по поводу переезда в новое здание. Нет, никто не обивает пороги зала, где висит это проклятое полотно.

– Вот как?.. Джироламо, эта страна не устает наносить нам оскорбление за оскорблением! Дело нашей жизни, дело нашей смерти для них всего лишь второстепенная, докучливая безделица. Это…

– Отец, извините меня. Звонят по другому телефону. Одну минуту, прошу вас.

О господи!

– В чем дело, Джироламо?

– Они нашли ее. Они нашли ее!

– Джироламо. Я ведь только что сказал: больше никаких… Алло? Алло? Ты слышишь меня? Porca miseria! Che diavolo? Roba dell'altro mondo!48 Он бросил трубку!

Я не получаю ответа на свой смятенный вопрос, потому что далее идут какие-то разрозненные исторические заметки. Читаю их – и даже меня, человека другой религии, коробит, а что должен был испытывать он, собирая эти сведения, записывая их?! Не понимаю, ради чего делал это Серджио. Его заметки имеют отношение более к истории нечестивости и распутства, чем к какой-либо другой истории.

«…Павел V, кардинал Камилло Боргезе, выстроивший знаменитое палаццо Боргезе, – тот, чьей главной заботой в течение пятнадцати лет его правления было наделить своих племянников колоссальными богатствами. Например, он подарил им значительную часть Римской Кампаньи, а также…

Климент XIV, Лоренцо Ганганелли, под действием яда, которым его отравили иезуиты (не поделили власть над миром и человеком!), впал в идиотизм. Частенько он садился у окна своего дворца Монте-Кавалло с маленьким зеркальцем и развлекался тем, что пускал зайчиков в глаза прохожим, особенно усердствовал, если…

…Бенедикт IX, который стал папой в десять лет от роду: ведь он был сыном Иоанна XIX, который купил для него престол. В 15–16 лет он был весьма развратен: казнил мужей, жены которых привлекли его внимание. В конце концов, чтобы потакать своей привычке к роскоши, он продал престол некоему священнику, который был скорее воином и носил имя Григория VI, однако вскоре отравил его и снова взошел на папский престол. Говорят, этот красивый молодой человек был так искусен в колдовстве, что мог заставить идти за собой в лес, чтобы распутничать там, самых красивых из своих прихожанок, которым он внушал любовь при помощи дьявольских чар. Он был жестоко за это наказан, но только после своей смерти. Его видели блуждающим в римских клоаках… Он выглядел как чудовище с туловищем медведя, со своей собственной головой, но с ушами и хвостом осла. Одному встречному прелату Бенедикт объяснил, что осужден блуждать в таком виде вплоть до Страшного суда.

…в конце концов император Оттон попытался призвать Иоанна XII к порядку и назначить нового папу – Льва VIII. Немцы наводили в Риме жестокие порядки, и новый папа вступился за народ. После ухода германских войск Иоанн снова стал папой, и по его повелению Льву VIII отрезали кончик языка, два пальца и нос. После этого Иоанн XII созвал собор, который и объявил его «святейшим, благочестивейшим, милостивейшим и кротчайшим папой».

…Иоанн X – тот самый, в которого, когда он был молодым священником, влюбилась правительница Рима Теодора (сие происходило в X веке по рождеству Христову). Она назначила его епископом Болоньи, потом – епископом Равенны и, наконец, папой. Он царствовал 14 лет, пока дочь его любовницы, Марозия, и ее муж, герцог Тосканский, не заключили его в тюрьму, где он и умер, задушенный подушками. Кстати, эта Марозия была признанной любовницей папы Сергия III и родила от него сына, который тоже стал в свое время папой и звался Иоанн X, известный как…

Кардинал Бонифаций, который сам себя назвал папой, удушив Бенедикта VI, бежал потом в Константинополь, захватив сокровища Ватиканской базилики, а папу Иоанна XIV заключил в гробницу императора Адриана и уморил там голодом. Труп его бы выставлен на площади …

…И не обойтись, конечно, без Борджиа! Папа Александр VI – Родерико Борджиа, известный своей «галантностью» и приживший от некоей Ваноцци, которую он выдал замуж за богатого римлянина, четырех сыновей и дочь. Один из них, Цезарь, был самым совершенным воплощением дьявола на земле и прославился свершенными им злодеяниями и развратом… Что касается дочери, то она звалась Лукрецией. Разведясь с первым и вторым мужьями, которые не нравились ее брату и любовнику Цезарю, в третьем браке она стала герцогиней Феррарской. Однако ее герцог не оправдал надежд, возложенных на него Цезарем и Лукрецией, и однажды чья-то рука нанесла ему несколько ударов кинжалом. А так как он никак не желал умирать от этих ран и даже склонен был выздороветь, то был вскоре задушен в постели, а Лукреция получила в наследство герцогство Феррарское… а смерть Цезаря является прямой иллюстрацией к расхожей мудрости: «Не рой другому яму, не то сам в нее попадешь!» Унаследовав богатства отравленных им кардиналов Сант-Анджело, Капуи и Модены, он протягивал руки к достоянию Адриано да Корнето и решил пригласить его на ужин, которому предстояло бы стать для кардинала последним. Накануне Цезарь послал папскому виночерпию отравленное вино, однако не сообщил ему об этом, а только отдал приказ, чтобы вино не подавали иначе, как по его особому приказу. Увы, во время ужина виночерпий отлучился, а слуга, которому не было ничего о приказе известно, налил этого вина и кардиналу Корнето, и папе Александру, и самому Цезарю. Кардинал едва не ослеп, но выжил. Папа умер после многочасовых мучений. Цезарь спасся только тем, что принимал ванны из свежей бычьей крови, которая и вытянула из него яд, однако вся кожа слезла с него клочьями и…»

Понять не могу, зачем понадобилось Серджио приводить в своем предсмертном письме эти истории. Недавно я рассыпал подаренные мне отцом Филиппо карты для игры в тарокк – они легли в самом неожиданном беспорядке. Чудится, Серджио перетасовал некую удивительную колоду, и изображения пап разных времен легли передо мной, обозначая то ли начало, то ли конец партии, то ли выигрыш, а может быть, и проигрыш. Нет среди них карты, означающей Фортуну, – то есть разгадку свершившегося. Те мрачные подозрения, кои владеют мною… могу ли я, имею ли я право дать им волю? Ответа нет… а между тем не знать мне покоя, пока не получу его. Но как? Кто даст его? Я бы набрался наглости отправиться к отцу Филиппо и спросить прямо, однако не могу, не могу поверить в то, во что отчаянно не хочется верить. Я должен знать наверняка! Наверняка!

О! Не иначе как сам господь подсказал мне выход. Вчера у доброй консолатриче я переворошил остатки бумаг Серджио, однако узнал, что часть их унес тот старый слуга. Я должен найти его и попросить позволения посмотреть обрывки рисунков. Быть может, мне удастся отыскать остальные записи, а там как бог даст – либо выкупить их у старика, либо просто-напросто украсть. Я готов взять на себя этот грех ради восстановления истины.

Впрочем, одной моей готовности мало. Я не знаю, где живет старик. А кто знает? Может быть, Теодолинда? Но она не захочет говорить со мной. Тогда я заставлю ее. Я буду умолять… именем Серджио! Если понадобится, я расскажу все, о чем прочел…

Нет. Я никому ничего не скажу. Антонелла никогда не должна узнать то, о чем подозреваю я.

Франция, Нант, ноябрь 2000 года

Все началось с того, что выпала застежка у новой Тониной нефритовой серьги. Случилось это аu musee des Beaux Arts. В роскошном – стиль барокко, а может, и рококо, не исключен также величественный ампир, – сером двухэтажном особняке, который широко раскинул свои украшенные прелестными статуями крылья-галереи. Тоня уплатила 20 франков за вход, немножко помаялась со шкафчиком (в музее шкафчики для имущества посетителей были будто в детском садике, отдельные, малехонькие, вдобавок запирались на пятифранковую монетку). Положишь монетку и наберешь код – замочек сработает. Не положишь – дверца остается открытой.