Компромат на кардинала - Арсеньева Елена

Пронзительный голос экскурсовода доносился справа, поэтому Тоня повернула налево. Экскурсии наверняка оплачиваются, а у нее нет никакого желания выбрасывать деньги на ветер. Сейчас быстренько пробежится по этому самому арту… Нет, слава богу, в этих левых залах люди еще похожи на людей. «Графиня де Нюи» Жюль-Жана Антони просто-таки красавица, хотя и слишком сладкая. А вот «Обнаженная желтизна», сотворенная Соней Делани, – на самом деле какая-то зеленая, такое впечатление, что накушалась незрелых груш. Эта Соня Делани явно косит под Гогена, однако зачем она для натуры выбрала такую тощую, с торчащими костями барышню?! А впрочем, бог их разберет, художников, возможно, натурщица даже страдала от избыточного веса, но у художницы было свое, особое ви́дение…

«Прекрасная мавританка», которую написал Мартьял Руссе, была бы и впрямь красоткой, не посади ей художник на правый глаз какое-то бесформенное коричневое пятно, словно фингал, оставленный ревнивым сожителем. Или в этом пятне есть какой-то особый, высший смысл?

Тоня приблизила лицо к лицу «Прекрасной мавританки», пытаясь проникнуться ви́дением, как вдруг суровый голос, раздавшийся позади, заставил ее вздрогнуть:

– Как вы сюда попали, мадам? Эти залы открыты только для заранее оплаченных экскурсий.

Тоня обернулась и сконфуженно посмотрела в темные недобрые глаза высокого человека в черном костюме, с бляхой на груди: «The Nantes fines arts museum».

«Почему по-английски?» – мельком подумала она и робко улыбнулась:

– Извините, не знала. Я сейчас же уйду.

Она повернулась, чтобы вернуться тем же путем, каким пришла, однако суровый смотритель качнул головой и сделал жест вперед:

– Там уже закрыто. Пройдем через служебный ход.

Он двинулся вперед, Тоня – за ним.

«Странный способ наказывать нарушителя, – подумала она через минуту. – Вместо того, чтобы изгнать с позором, позволил бесплатно увидеть все платные картины«.

Да, смотритель невольно провел ее через залы, которые Тоня хотела осмотреть. Другое дело, что смотреть тут было особенно не на что, а уж денежку платить – тем паче.

Впереди показалась высокая дверь с зеленой табличкой – тот самый служебный ход. Смотритель вынул из кармана какую-то пластинку, провел по двери, – та открылась.

«С ума сойти! – восхитилась Тоня. – Электронный замок! Какой прогресс. Не то что в наших музеях, где все на засовах и висячих замках. Впрочем, к этому интерьеру засовы и висячие замки подошли бы гораздо больше, чем унылая электроника».

Смотритель вежливо отступил, сделав приглашающий жест и пропуская Тоню. Она шагнула вперед и очутилась в крошечном полутемном коридорчике, со всех сторон ограниченном дверями. Тоня приостановилась, не зная, через которую поведут ее дальше, но в это самое мгновение серьга в ухе вдруг ослабела, а с полу донесся чуть слышный бряк, различить который смогло только натренированное Тонино ухо.

Паршивая втыкалочка опять вывалилась! Здесь было слишком темно, чтобы ее легко найти, а рядом ни добродушной смотрительницы, ни услужливых Жан-Поля и Жюля, только этот темноглазый человек с недобрым римским профилем!

И уже нагнувшись к полу, Тоня вдруг вспомнила, что именно этот профиль она видела полчаса назад на втором этаже, у дверей того самого зала, который полотеры запирали от посетителей, спасая злополучную Тонину застежку от серьги.

Ну конечно, именно этот джентльмен в чрезмерно строгом, почти похоронном черном костюме вместе с другим таким же смуглым господином рвался в зал и был крайне недоволен, когда его туда не пустили. Однако этой большой серебристо-белой бляхи на его лацкане Тоня тогда не заметила. И ничто не выдавало в нем работника музея! Да-да, Жан-Поль тогда пробормотал что-то вроде: «Прошу прощения, служебная необходимость!» Это не было похоже на обращение к коллеге, к своему человеку, Жан-Поль явно извинялся перед незнакомцами…

Она не ожидала ничего дурного – она просто удивилась. И выпрямилась, чтобы еще раз посмотреть на этого человека, проверить, не ошиблась ли. Причем выпрямилась так резко, что слегка шатнулась в сторону. Этого «слегка», впрочем, оказалось достаточно, чтобы короткая черная дубинка просвистела мимо ее головы, лишь задев по плечу, и упала на пол.

Послышалось короткое неразборчивое восклицание, похожее на ругательство, а Тоня рухнула на колени, больше удивленная, чем испуганная. И в тот же миг что-то непомерно тяжелое навалилось на нее сверху. Она распласталась на полу и взвыла от боли, когда грубая рука вцепилась в ее волосы и дернула вверх. Сильные пальцы стиснули ее горло, так вдавившись под челюсти, что она захрипела и только теперь сообразила, что ее, кажется, убивают.

Тоня беспомощно елозила под тяжелым телом, а в глазах уже поплыли радужные круги. Пытаясь вырваться, она с силой прижалась щекой к полу, и боль в натянутых волосах сделалась в это мгновение такая, что даже в глазах просветлело. С необыкновенной ясностью она увидела рядом на полу короткую черную дубинку и схватила ее. Извернулась, насколько это позволяла беспощадная тяжесть, с болью занесла руку, ткнула куда-то боком, не глядя, не видя, ничего не соображая, только ощутила: попала во что-то твердое и, наверное, сильно, судя по той отчаянной ярости, с какой наносила удар.

Злобная масса, давившая на ее спину, вдруг задергалась, а потом обмякла, сделавшись и вовсе невыносимой. Тоня рванулась, пытаясь перевалиться на бок, – и тупо удивилась, когда ей это удалось. Какое-то мгновение она лежала, судорожно вбирая воздух в горло и расправляя сдавленные легкие, потом расклеила залепленные слезами веки и осмелилась покоситься направо. Пусто, пол да и пол. Паркетный, довольно пыльный, не натертый. Нет на него Жан-Поля и Жюля…

Позади себя, слева, Тоня ощущала чье-то присутствие. Молчаливое, странное, мрачное. Она встала на колени, занося над головой черную палку, посмотрела налево – и сразу встретилась взглядом с прищуренными темными глазами.

Тот человек, смотритель в черном костюме, лежал на боку, пристально глядя как бы и на Тоню, и в то же время не совсем. Казалось, он видит нечто другое, чем перепуганная молодая женщина, которая с истерической храбростью грозит ему его же дубинкой. И потребовалось не меньше минуты – такой долгой, чуть ли не бесконечной! – прежде чем до Тони дошло, куда этот человек смотрит и что он видит.

Да никуда он не смотрел и не видел ничего, потому что был мертв.

Она поверила в это не сразу. Она еще робко потыкала его палкой, пытаясь заставить пошевельнуться, но он только перекатился на спину и вновь безжизненно замер.

Тоня вскочила, едва сдерживая визг, рвущийся из горла.

Но как, как это могло случиться?! Она ведь ткнула дубинкой только слегка, даже не замахиваясь. Его рубящий удар сверху был куда страшнее, однако не причинил Тоне никакого вреда, даже не ушиб. А она… Она что, убила этого незнакомца?! Попала по виску?..

Да разве можно так просто, невзначай убить человека?!

Тоня вскочила на ноги, отшвырнула дубинку. Но тотчас подхватила ее и прижала к себе, как родную. Неизвестно, что ждет ее за одной из этих четырех дверей, неизвестно, кто может вдруг ворваться в коридорчик и снова наброситься на нее – жестоко, внезапно и совершенно необъяснимо! Не из-за того же, в самом-то деле, что она одна забрела в зал, предназначенный только для групповых экскурсий?!

Надо выйти отсюда. И поскорей!

Кривясь от тошноты, которая вдруг подкатила к горлу, Тоня кончиками пальцев потянула из кармана нападавшего торчавшую оттуда белую пластиковую карту-ключ. А что, если этот ключ подходит только к одному замку и отворяет только одну дверь? Не хотелось бы вновь оказаться в том самом зале с «Обнаженной желтизной» и «Прекрасной мавританкой», откуда ее привел в эту западню служитель-убийца с бляхой на лацкане: «The Nantes fines arts museum»!

В ту дверь идти нельзя. Если бы еще вспомнить, какой она вообще была, та дверь!

Тоня наугад сунула карту к ближайшей замочной скважине – и еле сдержала истерическое восклицание: раздался щелчок, дверь послушно приотворилась.

Она отпрянула, занося дубинку. Но никто не ворвался из-за двери, никто не набросился на нее. И там полутемно, а в зале поп-арта, откуда привел Тоню смотритель-убийца, все было залито неживым, синтетическим, модерновым светом.

Да это же коридор! Вон там, впереди, гардеробная с пятифранковыми шкафчиками, а за поворотом направо – выход. Выход из музея!

Из музея, где ее чуть не убили, и если бы не коварная, а на самом деле благословенная застежка…

Стоп! Тоня истерически схватилась за ухо.

Серьга! Серьга вывалилась, вон она, на полу лежит. Ничего себе, уйти – и оставить рядом с трупом такую улику. И палку убийцы бросать нельзя ни в коем случае, потому что на ней остались отпечатки Тониных пальцев.

Да что же это она себе думает?! Улики, отпечатки, следы, выход из музея… Мало того, что она не ощущает никакого священного ужаса при виде убитого ею человека. Она что, собралась бежать и скрыться, как Раскольников – с места убийства старухи-процентщицы и сестры ее Лизаветы? Нет, надо поскорее поднять тревогу, надо вызвать полицию и все рассказать. На дубинке остались не только ее отпечатки, но и того человека, сразу станет ясно, что оружие принадлежало ему, а Тоня использовала его только для необходимой обороны – правда, несколько превысив ее пределы. Бляха музейного служителя, конечно, фальшивая. Недаром на ней надпись по-английски! И сотрудники «базара» подтвердят, что среди них нет и никогда не было такого человека, это чужак, который только выдавал себя за служителя музея, и его приятель, конечно, таков же…