Тайник - Джордж Элизабет

В доме он застал отца, дремавшего в своем кресле, а вокруг него на полу лежали рассыпанные страницы «Гернси пресс», словно огромные игральные карты. Увидев их, Фрэнк вспомнил, что не попросил миссис Петит спрятать от отца газету, и пережил несколько неприятных минут, собирая газетные листы с пола и просматривая их на предмет сообщения о смерти Ги. Только убедившись, что в сегодняшнем номере его нет, он вздохнул свободнее. Следующий, с репортажем о похоронах, выйдет завтра. А сегодня он спасен.

Затем он прошел на кухню, где аккуратно сложил газетные листы и стал готовить чай. В свой последний визит к Грэму миссис Петит заботливо захватила с собой пирог в металлической коробке, к которой приспособила веселенький ярлычок. «Цыпленок с латуком для вашего удовольствия!» было написано на фирменной карточке кухни Бетти, привязанной к пластиковым зубчикам миниатюрной вилочки, воткнутой в корку пирога.

«Как кстати», — подумал Фрэнк.

Наполнив чайник водой, он разыскал жестянку с чаем. И насыпал «Инглиш брекфест» в заварник.

Он раскладывал на салфетке тарелки и приборы, когда в комнате зашевелился в своем кресле отец. Фрэнк слышал, как он сперва коротко всхрапнул перед пробуждением, а потом охнул, удивленный тем, что уснул.

— Который час? — спросил Грэм Узли. — Это ты, Фрэнк?

Фрэнк подошел к двери. Он увидел, что нижняя губа у отца мокрая, а с подбородка сталактитом свисает струйка слюны.

— Готовлю чай, — отозвался он.

— Давно ты дома?

— Несколько минут. Ты спал. Я не хотел тебя будить. Как вы поладили с миссис Петит?

— Она помогала мне в туалете. Я не люблю, чтобы женщина заходила со мной в туалет, Фрэнк. — Руки Грэма теребили плед, лежавший у него на коленях. — Где ты был так долго? Который сейчас час?

Фрэнк глянул на старый будильник на плите. К его удивлению, он показывал пятый час.

— Дай-ка я позвоню миссис Петит, а то она подумает, что ей придется зайти еще раз, — сказал он.

Покончив с этим, он хотел ответить на вопросы отца, но обнаружил, что тот снова заснул в своем кресле. Плед соскользнул с его тощих колен, и Фрэнк поправил его, обернув вокруг ног Грэма, и слегка опустил спинку кресла, чтобы голова старика не заваливалась на его костлявую грудь. Носовым платком он вытер отцу рот и убрал ниточку слюны с подбородка.

«Правду говорят, старость — не радость, — подумал он. — Стоит человеку перевалить за отпущенные ему семь десятков, как он стремглав несется к полной недееспособности».

Он стал готовить чай: настоящий, такой, как пили в рабочих семьях. Разогрел и порезал клинышками пирог. Достал салат и намазал хлеб маслом. Когда еда была готова, а чай заварился, он пошел за Грэмом и привел его на кухню. Можно было подать ему еду на подносе, но Фрэнк хотел, чтобы они глядели друг другу в лицо во время разговора, который он затевал. Разговор лицом к лицу означал, что говорить будут двое мужчин, двое равных, а не отец и сын.

Грэм уплетал пирог с цыпленком и латуком за обе щеки: оскорбление, которое нанесла ему миссис Петит, сводив его в туалет, было забыто, заслоненное удовольствием от ее стряпни. Он даже попросил добавки — событие небывалое для старика, который обыкновенно ел меньше девочки-подростка.

Фрэнк решил дать ему поесть спокойно, а уж потом огорошивать новостью. Поэтому жевали они в молчании; Фрэнк обдумывал начало разговора, а Грэм ограничивался редкими замечаниями по поводу качества еды и особенно хвалил подливку, лучше которой он не едал с тех пор, как скончалась мать Фрэнка. Именно так он обычно говорил о гибели Грейс Узли. Трагедия на водохранилище, когда Грэм и Грейс отчаянно барахтались в воде и только один из них выжил, забылась со временем.

Еда напомнила Грэму о жене, о войне и особенно о посылках Красного Креста, которые островитяне начали получать, лишь когда запасы продовольствия на острове истощились и люди дошли до того, что пили кофе из пастернака, подслащивая его сиропом из свеклы. Канада прислала дары неописуемой щедрости, сообщил Грэм сыну: шоколадное печенье, мальчик мой, да с настоящим чаем, целый пир! А еще сардины и сухое молоко, консервированную лососину и сливы, и ветчину, и говяжью тушенку. Ах, какой это был прекрасный день, когда посылки Красного Креста показали народу Гернси, что их остров, хотя и невелик, не забыт остальным миром.

— А нам надо было это знать, вот как надо, — заявил Грэм. — Немцы хотели заставить нас поверить в то, что их паршивый сосунок Гитлер может ходить по водам и накормить одним хлебом всех голодных, но мы-то знали, что сдохнем, Фрэнки, сдохнем раньше, чем этот мерзавец подкинет нам хотя бы одну маленькую сосисочку.