Невеста мафии - Колычев Владимир

Уже за Средне-Енисейским поселком на северо-восток не значилось никаких населенных пунктов до самой Подкаменной Тунгуски. Я и без того, казалось, забрался в самую глушь, а что будет дальше, когда дорога и вовсе закончится? Куда идти, если я не узнаю, где находится деревня Огонек? И существует ли она вообще?

Природа в этих местах богатая, сочная. Темнохвойные и осиново-березовые леса, горы, пойменные луга, травяные лощины, местами спокойные, а где-то бурлящие реки с широкими пологими берегами, усеянными острыми камнями. И уже сейчас было ощущение, что просторы эти необитаемы. Именно это меня и пугало, отчего окрестные пейзажи не казались столь привлекательными, если бы я любовался ими с дивана на экране телевизора. Первозданность и необъятность природы внушала мне мысль о тщетности моих усилий. Хорошо, если я вернусь домой хоть и с пустыми руками, но живой. А если безнадежно затеряюсь в этих просторах? Что, если уже сейчас я сбился с пути? Впереди, возможно, таежная пустыня, а до последней на моем пути деревни верст сорок обратного пути. Смогу ли я осилить их с моими больными ногами? А если все же до поселка рукой подать? Как добраться мне до Огонька, если я даже не знаю, в какую сторону идти? Хорошо, если в поселке кто-то знает. А если нет?..

Гнус лез под рукава и за ворот плаща, под сетку, прорываясь до шеи. Но, казалось, мошкара кусала меня не столько за кожу, сколько за нервы. Чесаться хотелось до самого мяса – так сильно раздражала меня ситуация, в которой я оказался.

Даже сломанный автомобиль выглядел куда предпочтительней, чем полное его отсутствие. Тем более что гнус пока еще не научился проникать в салон. Оставив ковер на траве, я забрался в салон, наглухо закрылся, завел мотор, чтобы прогнать неуютную прохладу. Потянулся к рюкзаку на заднем сиденье, вытащил оттуда все съестные припасы. Две банки не самой качественной тушенки, четыре – консервированная гречневая каша, как бы на мясе, но практически без него. Три буханки зачерствевшего хлеба, вода, сгущенка, немного соли, пачка рафинада, восемь пакетиков чая, грамм пятьдесят растворимого кофе. И еще бутылка водки. Но это «НЗ»!

В моей родной, кстати сказать, также сибирской, деревне испокон века существовало строгое правило – если ты на возу и встретил человека на дороге, будь добр, посади его к себе и подвези к дому, если, конечно, по пути. А если телега у него сломалась, то помоги починить или, по возможности, возьми на буксир. И денег при этом никаких не проси. Но и отказываться, если вдруг поднесут, не было принято. Такая вот взаимопомощь продиктована была суровой бытностью деревенских мест. Не выжили бы люди в холодных краях, не помогай они друг другу. Проедет один мимо другого, не подберет с дороги, и околеет бедняга на морозе – такой вот простой пример…

Наверняка и в этих, более, чем наши, диких местах о таких обычаях знали не понаслышке. И здесь люди привыкли выживать. Но на приисках, возможно, работают пришлые люди. Хорошо, если такой тип денег за помощь запросит, а если просто мимо проедет?

За здорово живешь я мимо себя никого не пропущу. Во всяком случае, я рассчитывал на то, что машину придется останавливать силой. И заплатить у меня есть чем. Но если попадется нормальный человек, то, может, и от денег откажется? На такого я и рассчитывал, откладывая в сторону бутылку водки. Сорокаградусная валюта актуальна во все времена и в любой местности.

Пока с мотором было все в порядке, а в бензобаке имелось топливо, за кипяток я мог не беспокоиться. Был у меня старенький чайничек на четверть литра, работавший от прикуривателя.

Чайник закипел с характерным шумом. Я отключил электричество, но шум только усилился. Глянув на залитое водой окно, я понял, что произошло. Все-таки опрокинули небеса дождь на мою голову, к счастью, защищенную крышей автомобиля.

А ливень все усиливался. Сосны, осины и березы перестали качаться на ветру, посмеиваясь надо мной; теперь они беспомощно жались друг к другу, зная, что это не спасет их от дождя. Дорога на моих глазах превращалась в реку из бурлящей грязи, в которую вливались такие же мутные ручейки со склона… Со склона, где лежал мой любимый ковер!

Я взялся за ручку двери, чтобы вынести тело из машины, но вовремя одумался. Ковер все равно уже промок до нитки, а на земле он лежит тяжело и плотно – никакой водой не снесет его в грязь на дороге. Хотя кто его знает…

Дождь кулаками барабанил по крыше, и этот звук убивал во мне ощущение какого бы то ни было уюта. Даже горячий чай не мог согреть и успокоить мою душу.

Когда человек нервничает, он много жует. И я стал не исключением. Банка тушенки ушла на ура под хлеб и вторую кружку чая. Голода я уже не чувствовал, но моя рука потянулась к банке с кашей. К сухому пайку такого примерно толка я привык на учениях, когда служил в армии. Холодную гречневую кашу можно было есть прямо из банки, но тогда не почувствуешь вкуса, да и червячка заморишь едва ли. Но совсем другое дело, если высыпать ее в солдатский котелок, залить кипятком и размешать на огне… Котелок у меня был обыкновенный, туристский. И кипяток можно было сообразить. А огонь я бы развел, как мне казалось, с огромным удовольствием, если бы закончился дождь. Но ливень продолжал рвать мои нервы, и, вскрыв банку, я всухомятку выгрыз ее содержимое. Потянулся было за добавкой, но сам же себя и одернул. Магазина здесь поблизости нет, и пополнить припасы негде. Тайга, конечно, богата дичью, но за деньги она ничего не отдаст. Охотником я был в общем-то неплохим, но у меня не было ружья. А «ТТ» для полноценной охоты не годился…

Впрочем, сейчас я бы не смог настрелять уток даже из скорострельной «Шилки». Река рядом, вниз по склону за невысокой стеной ивняка, который из-за дождя сменил цвет со светло-зеленого на темно-серый. Но как охотиться в такую погоду? Не говоря уже о том, как добыть и подать к столу подстреленную дичь… Дождь лил, как из душа Шарко, и отнюдь не целебно продолжал массировать мое терпение. Нервировала меня и мысль о том, что рядом находилась река. Как бы грязевой поток на дороге не превратился в мощную селевую лавину и не смыл меня вместе с машиной, которая, увы, для форсирования водных преград совершенно непригодна.

Дождь не слабел, а небо становилось все темнее, и мне хотелось надеяться, что виной тому, помимо всего, был и наступающий вечер.

За окнами уже стемнело, когда мои опасения начали сбываться. Дорога превратилась в настоящую грязевую реку, и желтоватая от глины вода стала просачиваться в машину через дверные порожки. Если так пойдет дальше, то вскоре заглохнет мотор, затем вода поднимет неподвижный кузов – сначала развернет его посреди дороги, а затем стащит в реку. И никакой ивняк не спасет меня от катастрофы. Быть мне тогда капитаном подводной лодки…

Вода продолжала поступать в салон, медленно, но упрямо поднималась над уровнем пола. Я разложил сиденья, забрался на них с ногами. Готовясь к срочной эвакуации, упаковал в рюкзак все разбросанные по салону вещи.

Тьма вокруг машины сгустилась до угольной черноты, а потом вдруг распалась под вспышкой молнии, когтистой лапой прочертившей небо сверху донизу.

Скоро я заметил: чем сильней грохочет гроза, тем слабей льет дождь. А потом все и вовсе стихло. Вода перестала заливать машину, и я уже решил, что все худшее позади, когда ливень ударил с еще большим ожесточением. Вода наполнила салон до уровня порожков, но на этом не остановилась. В какой-то момент я почувствовал, что машину приподняло над землей и повело в сторону. Но мотор еще работал, и я решил превратить свою машину в амфибию. Два колеса заднего ведущего моста будут крутиться в воде и в какой-то мере обеспечат эффект вращающегося винта. Тогда я, возможно, сяду на мель, то есть выеду на относительно сухую поверхность повыше от дороги.

Но мои надежды не оправдались. Я повернул руль влево. Это, по логике управления судном, должно было увести машину вправо, но ее потянуло вниз по склону, и в какой-то момент я решил, что нас уносит в реку. На случай бегства у меня все уже было готово. Заглушив двигатель, я взял рюкзак и выскочил из машины в шумно струящуюся тьму. И в это самое время мотор заглох.

По пояс в воде я кое-как форсировал ставшую рекой дорогу и выбрался на хлюпающую под ногами траву. Машина потерялась во мгле, зато я смог разглядеть чернеющий в темноте прямоугольник. Это был мой промокший насквозь ковер. Я сел на него, и он радостно чавкнул, приветствуя меня.

С машиной я прощаться не стал. Завтра или послезавтра – в общем, после того как закончится дождь, я спущусь к реке и, может быть, в камышовых зарослях отыщу выглядывающую из воды крышу моей героической «Тойоты». Возможно, я даже позволю себе такую роскошь, как выстрелить вверх из пистолета, чтобы воздать ей прощальные почести. Но до этого дня еще нужно было дожить. Дождь продолжал свою беснующуюся пляску, заливая меня водой и холодом.

Какое-то время плащ держал влагу, но в конце концов потек и он. Я промок и продрог до самых костей, проклиная своих врагов, которые достали меня и здесь, в этой заповедной таежной глуши. Если дождь – проклятье, охраняющее их золотые копи, то, значит, цель моя где-то рядом. В это сейчас я еще мог поверить, но меня душили сомнения в том, что я смогу добраться до Пальмира, который в эту ночь казался мне фигурой мистической и мифической одновременно.