И жизнь моя – вечная игра - Колычев Владимир

– Ну почему же? Насколько я знаю, между адвокатом и его подзащитным должен сложиться доверительный контакт. Или я не прав?

– Конечно, вы правы... Но прежде всего должно быть равенство отношений. Я обращаюсь к вам на «вы», а вы «тыкаете» мне, как будто я какая-то юная стажерка...

– Извини, но ты выглядишь, как юная стажерка. Сколько тебе лет, двадцать – двадцать два?

Конечно же, ей было больше. Но женщине так приятно, когда ей скашивают года.

– Тридцать два, – польщенно улыбнулась Дарья Викторовна.

– Не могу поверить! – изобразил изумление Тимофей. – Ты... Вы великолепно выглядите для своих лет.

– Спасибо, – зарделась она.

Но тут же постаралась взять себя в руки. Сделала брови «птичкой», выпрямила губы. Важной стала, высокозначимой.

– О делах поговорим? – спросил Тимофей с таким видом, будто до этого они досужно развлекались.

В общем-то, так оно и было. Пятый день он в стенах следственного изолятора, третий день в тесноте карцера. Казалось бы, срок ерундовый, но он уже успел малость одичать. И простое общение с роскошной женщиной казалось ему событием фантастического масштаба и удовольствия.

– В общем-то, для этого я здесь... Надеюсь, мне не надо объяснять вам, в чем вас обвиняют?

– Вы-то сами в курсе?

– Разумеется.

– Верите в то, что я мог убить семь человек разом?

– Ну... – замялась она. – Скажем так, не верю...

– Но допускаете, – усмехнулся Тимофей.

– Да, допускаю, – созналась Дарья Викторовна. – Но ваша задача сейчас и состоит в том, чтобы переубедить меня...

– Очень просто. Вы когда-нибудь держали в руках пистолет?

– Приходилось.

– Тогда представьте себя на моем месте. Вы врываетесь в кафе, битком набитое бандитами... Нужно быть психом, чтобы решиться на это, вы не находите?.. Врываетесь в кафе, стреляете в одного, второго, в третьего... Представляете?

– Ну, в общем-то... – под гнетом сомнений кивнула она.

– Пистолет тяжелый, стрелять нужно быстро, иначе сам попадешь под пули... Семь человек, одного за другим... Неужели я похож на Рэмбо, а?

– Рэмбо – киношный герой.

– Ну а я о чем?

– Но вы спасали свою сестру...

– Кто вам такое сказал? Надя? Или она показания какие-то дала?

Он уже знал, что к Наде подъезжали руоповцы, предлагали ей поведать под протокол давнюю историю с похищением. Но Надя послала их всех на три буквы. Правильно сделала.

– Нет. Но есть показания гражданки Полосовой. Она утверждает, что вы ворвались в кафе, чтобы спасти свою сестру...

– Она утверждает? А вы разговаривали с ней?

– Нет.

– Почему?

– Сначала я должна поговорить с вами. На основании фактов, изложенных в деле...

– Это не факты, это сплошная ложь. Не было ничего, и не убивал я никого... А с Ладой вам надо было бы поговорить...

– Я обязательно с ней пообщаюсь.

– Это вряд ли, – мрачно усмехнулся Тимофей. – Лада ментам продалась. И менты ее прячут... Не найдете вы ее...

– Но все дело держится на показаниях свидетеля. Никаких других доказательств, подтверждающих вашу вину, нет...

– Когда надо будет, она объявится...

Вчера Тимофей встречался со следователем. Разговор шел в одни ворота – прокурорский спрашивал, а он не отвечал. Единственно что спросил, когда будет очная ставка. Следователь сказал, что не будет... Одно это указывало на то, что Головатый придерживает Ладу для решающего удара на судебном процессе.

– Я внимательно ознакомилась с показаниями гражданки Полосовой. Она утверждает, что вы убили семь человек. Но я могу доказать, что, судя по ее показаниям, вы могли убить только троих – гражданина Захарова, с которым в тот момент находилась Полосова, и еще двоих из его окружения...

– Что семь, что три – все равно пожизненное.

– Ну, это как сказать! Если удастся доказать, что вы убивали в состоянии сильного душевного волнения... А оно имело место, если вы спасали от бандитов свою сестру...

– И что тогда?

– Возможно, вы получите по минимуму. Не скажу, что можете отделаться условным сроком... Хотя и такое возможно...

– Если я признаю свою вину?

– Ну, я к этому вас не склоняю... Но, в общем, если вы чувствуете за собой вину, то было бы лучше, если бы вы ее признали... Но ни в коем случае не признавайте другие трупы...

– Кому признаться, вам?

– Для начала можете мне.

– Хорошо, я признаюсь... Ты, Даша, очень нравишься мне. И я тебя хочу. Прямо сейчас... Ну, как тебе мое громкое признание?

– Браво! – пытаясь свести все к шутке, принужденно улыбнулась Дарья Викторовна.

Тимофей чувствовал, что имеет над ней определенную власть. Заинтриговал ее натиском своего мужского обаяния, сумел нацелить на себя ее женский интерес. Она подавлена, она в смятении. И, судя по всему, сама же тем и удивлена. Не привыкла она к тому, чтобы мужчина так с ходу и хватко брал ее за рога. Привыкла самой довлеть над ними. Но Тимофей был верен своей шоковой тактике, поэтому сейчас мог надеяться на ее уступчивость.

Он неторопливо встал со своего места. Женщина невольно встрепенулась, потянувшись к темной кнопке вызова охраны. Но на полпути рука ее остановилась, поднялась к голове, пальчики суетливо поправили светлый локон над розовеющим ушком. Глаза рассеянно разбегаются в стороны, щечки подернулись легким румянцем, сочные губки затрепетали... Да, она удивлена собственной реакцией на происходящее. Ей бы возмутиться, вызвать конвойного, а она с затаенным восторгом ждет, что будет дальше.

Тимофей беспрепятственно подошел к ней, руками мягко коснулся ее шеи. Лучше было бы положить их ей на плечи, но нет возможности – размах рук равен длине цепочки на наручниках.

Он почувствовал, как задрожало ее тело, увидел, как в нахлынувшей истоме откинула голову назад. Он посылал ей волны, а она мягко качалась на них, ничуть не боясь утонуть...

– Лада была моей любовницей, – легкими касаниям массируя ей шею, сказал Тимофей. – Потом она попала к плохим людям, оказалась в Чечне, в рабстве. Я вернул ее домой. Она стала моей секретаршей. Я спал и с женой, и с ней. Я любил их обеих... Потом появилась Лена. Такая же красивая, как ты. Я тоже ее любил... Сначала меня предала Лена. Затем – Лада... Сначала одна принесла несчастье, затем другая... Сейчас я возьму тебя...

Он чувствовал, как мелко дрожит ее тело в ожидании запретного и желанного. Она не отстранилась, напротив, сама подалась к нему, когда он прижал ее к себе.

– Я возьму тебя, – продолжал он. – Ты станешь моей любовницей... А потом также предашь меня...

Он легонько оттолкнул ее от себя, с мефистофельской улыбкой на устах вернулся на свое место. Пристальным взглядом вперился в глаза ошеломленной адвокатессы.

– Я не верю красивым женщинам... Я не верю женщинам вообще... Они приносят несчастья... Сейчас ты уйдешь. И я тебя больше никогда не увижу. Ни-ког-да!.. Свободна.

– Я не понимаю... – Я сказал, свободна!

– Но я должна...

– Свободна!!!

Дарья Викторовна вышла из кабинета в полном замешательстве. На пороге она выронила папку из подмышки – просыпались на пол бумаги, из ее глаз брызнули слезы. Появившийся конвоир бросился их поднимать, столкнулся с ней лбом. Она расплакалась, сминая рукой ворох собранных бумаг, в истерическом порыве бросилась в глубину тюремного коридора.

Конвойный проводил ее недоуменно восторженным взглядом. На Тимофея же глянул как на идиота.

– Ну ты даешь, чудила! Она ж твоя была. Зачем прогнал?

Его не удивило, что конвойный был в курсе событий. Все равно, через какую щелочку он наблюдал за происходящим, как он дышал при этом. Но ему очень не понравился его тон. – Не твое дело! – отрезал он.

– Да я тебя...

Но дальше слов дело не пошло. Конвойный нарвался на ледяной по своей холодности и крепости взгляд, осекся.

– Пошел!.. Руки за спину! Лицом к стене!

Тимофей жалел о том, что так грубо обошелся с женщиной. Но не жалел о том, что прогнал ее. Больше не верил он женщинам, потому и Дарью Викторовну воспринял как потенциального предателя. А как можно работать с таким адвокатом?

Начальник Заболонского РУОП смотрел на Тимофея свысока, с сарказмом победителя. Он был в форме, на каждом погоне по две звезды. Был майором, стал подполковником.

– Поздравлять не буду, – презрительно усмехнулся Тимофей.

– Да я бы и не принял от тебя поздравлений. Кто ты такой, чтобы меня поздравлять?

Тимофей пропустил мимо ушей этот риторический и вместе с тем унизительный по своей сути вопрос. Не улыбалось ему вдаваться в пустую полемику. Такую же пустую, каким казалось ему торжество Головатого.

– Как здоровье? Как настроение? – спросил подполковник.

– Бывает и хуже, – мрачно глянул на него Тимофей.

Неспроста руоповец спросил про здоровье. Наверняка знал он, что Тимофея четвертую неделю держат в карцере и на голодном пайке. На улице уже мороз, а батареи в камере не топят. Врагу не пожелаешь такого комфорта...