Прощай, Византия! - Степанова Татьяна Юрьевна

— Я не жалуюсь, я.., прошу совета, помощи у тебя. Ты мой муж.

— Ну, мерси, что хоть это ты еще не позабыла. Катя молчала.

Ей вспомнилось, как она сама всего несколько часов

Назад буквально кричала на Колосова: «Как же вы снова все прошляпили? Как позволили ему так безнаказанно уйти?» Какое у него было лицо…

— Чего его, умника, в Волгоград в разгар таких событий вдруг понесло? — буркнул Драгоценный.

Катя закрыла глаза. Или ругаться, или обсуждать ситуацию, советоваться… Ей хотелось вскочить, схватить Вадима за ухо, как нашкодившего мальчишку: «Не смей со мной так разговаривать, не смей. Слышишь?» Но она только вздохнула глубоко-глубоко, усмиряя свой гнев. Или ругаться, или обсуждать, спорить…. Что важнее? В спорах рождается истина.

— Он ездил разбираться с одной версией, — тихо ответила она, — которую нам так некстати и не вовремя навязали…

Кравченко хмуро слушал.

— Ведь вы, по сути, работаете с внедренным агентом. То есть, с профессиональной точки зрения, почти в тепличных условиях, — сказал он. — Что же так бездарно-то Нинкины возможности используете, а?

— Ты мне это говоришь?

— А кому же еще? Она у тебя на связи. Ты за этот участок отвечаешь. А вы с ней как дефективные «точка — тире» по мобиле друг другу шлете.

— Она не может мне оттуда звонить, это рискованно, поэтому мы шлем SMS-сообщения.

— Ну да, про портрет генерала Абаканова: ах, какой он был интересный мужчина, — хмыкнул Кравченко. — Что, я не знаю, что ли, вас? Совсем дурачок?

— Мы с Ниной делаем все, что можем, — обиделась Катя. Странно, обличать Колосова Вадим вдруг резко перестал после того, как она поведала ему волгоградскую эпопею с раскрытием убийства семьи Мужайло и задержанием Юргина и Рощук. Объектом несправедливых нападок стала она — Катя. Или все же нападки эти в чем-то справедливы?

— Значит, версия мстителя отпала категорически? — спросил Вадим.

— Вадик, я всегда считала ее искусственной, не правдоподобной. Это только Ануфриев и его начальство могли такое выдумать!

— Насколько я понял из твоего лепета, в эту версию верят сами Абакановы?

— Да, но…

— На кону стоят горно-обогатительный комбинат, миллионный капитал, квартиры, земельный участок в несколько гектаров в правительственной зоне, где сотка стоит под девяносто тысяч «зеленых», а вы это игнорируете?

— Да я сто раз Никите твердила про корыстный мотив, про раздел наследства! — малодушно воскликнула Катя. — Он же у нас как Фома неверующий, ему кажется, что в простоте правды нет. Что чем сложнее, тем ближе к истине!

— А кто тебе сказал, что правда именно в простоте? — хмыкнул Кравченко. — А где же место хитрости, интриге? Ладно. К счастью, этих ваших Абакановых в живых осталось совсем немного. Ты их видела. Кого ты — лично ты — подозреваешь? Кто мог нанять стрелка для устранения родственничков-сонаследничков?

— Мне еще вчера казалось… Вадик, это сложно сказать. Я их видела дважды, и каждый раз в их доме творилось бог знает что. Теоретически убийства могли заказать трое: Константин, Ираклий и Павел. Честно говоря, я, да и Никита тоже, больше остальных подозревала именно Константина.

— Потому что он самый деловой, что ли?

— Ну конечно. Видишь, как опасны стереотипы в таких делах. А теперь его застрелили, и.., их осталось всего двое. Ираклий — прямой наследник, Павел, двоюродный брат, — косвенный, но если все Абакановы умрут, все достанется ему.

— А приятель Нины — Марк Гольдер? Ты его не считаешь?

— Вадик, сам он ничего не получит, наследником является его маленький сын.

— Он что, полным идиотом стал или есть какая-то надежда на выздоровление?

— Вадик, нельзя так о ребенке.

— Я выбираю самые точные выражения, Катя. Сейчас не до глупых сантиментов.

— Он очень болен. Он не в себе.

— Понятно. — Кравченко кивнул. — А девиц вы исключили полностью?

— Ирина — совсем еще девчонка. А Зою саму чуть не убили. Ведь устранять начали, как правильно Никита подметил, самых слабых, самых беззащитных: сестер, брата-школьника.

— Слабость и беззащитность в таких делах никакой роли не играют. Думаю, убийства совершены в такой последовательности только потому, что появлялся удобный момент выследить и прикончить очередную жертву. С одной только девицей — этой вашей Зоей — сорвалось… Кстати, тебе не кажется странной одна вещь?

— Какая? — настороженно спросила Катя.

— Константина Абаканова и его жену ваш стрелок замочил из той же самой винтовки, что и Федора.

— Да, и гильзы и на этот раз все забрал. У нас по этой винтовке до сих пор ничего конкретного. Только приклад ее заснят на фото. Куцый фрагмент.

— В обоих этих убийствах был использован глушитель.

— Нуда, специально, чтобы выстрелов было не слышно.

— А в Зою стреляли из пистолета «ТТ» без глушителя.

— Так там же лес вокруг их дачи, — ответила Катя. — Соседние дома далеко. Пали себе — никто не услышит, на помощь не прибежит. На Мичуринском проспекте в Федора он стрелял вон с какого большого расстояния. В Константина и его жену стрелял в сумерках, видимо, только и надеялся на свой оптический прицел. А в Зою — это же все на моих глазах было, мы только к воротам подошли, и вдруг — бах-бах! Он тогда стрелял метров с пятидесяти, из ближайших кустов.

— И промазал?

— Он бы не промазал, Вадик. — Катя покачала головой. — Он бы ее точно убил. Это Колосов его спугнул — бросился за ним в погоню, перестрелка началась. Если бы его там не оказалось, мы бы одни с Ниной Зою не спасли.

— Ну да, вообще-то логично. — Вадим задумчиво кивнул. — И что же после всего этого твой умник собирается предпринять?

— Я не знаю, — сказала Катя тихо. — Даже спрашивать у него боюсь.

— Его, часом, не по голове там в Волгограде шарахнули?

— Нет, голова у него в порядке.

— Еще что-то соображает? Так какие у вас с ним соображения по первому убийству?

— Самые общие. Евдокию Абаканову одну из всех жертв убили ножом. Колосов считает, что убийца прятался непосредственно в ее машине.

— А еще что он там считает?

— Что если так все и было, то это не тот человек, за которым он гнался в лесу.

— То есть это не стрелок? Не тот тип с фотографии?

— Да.

— А кто же тогда?

— Видимо.., его сообщник. — Катя отвечала неуверенно.

— То есть сам заказчик? Так, что ли, получается?

— Это Колосов так считает. По его мнению, тот, за кем он гнался, незаметно спрятаться сзади в машине Евдокии Абакановой не мог — слишком здоровый, не поместился бы.

— А ты как считаешь?

Катя снова ничего не ответила.

— Кто из них по физическим данным способен убить таким вот способом?

— Ираклий, — ответила Катя. — Он молодой, ловкий. Очень сильный. Павел Судаков, он.., я его видела — он старше их всех. Все еще никак не может оправиться после аварии. Двигается как-то скованно, видно, что травмирован.

— А может, все это специально разыграно? Напоказ?

— Ты думаешь?

— Золотко мое, я их не видел, это ты их рвалась наблюдать на пленэре. Ну а этот Марк?

— Колосов его первого в убийстве жены подозревал. Но он тоже вряд ли бы смог прятаться там, в машине… Он такой долговязый, такой неуклюжий.

— Ты его все время защищаешь.

— Я его не защищаю, Вадик. Но если бы ты их только видел с Ниной там…

— У них действительно это серьезно? Давно хоть она с ним знакома-то?

— С осени. Насколько я знаю, они виделись всего несколько раз. Он ее в свои дела не посвящал. Она до последнего времени не подозревала, что он тоже принадлежит к семье Абакановых.

— И как она собирается с ним поступать?

— Ты меня об этом спрашиваешь? Я, что ли, влюблена без памяти?

— Даже так уже. Ничего себе лав-стори! Ну а вы с этим умником на пару что собираетесь теперь делать?

— Может быть, ты мне.., нам что-то дельное посоветуешь? — тихо сказала Катя. И по глазам Вадима поняла, что это на данный момент самый мудрый ответ.

По дому гуляли сквозняки, хлопали двери. Царил полнейший хаос. На всех вещах, на всех предметах лежал слой пыли, словно песчаная буря пронеслась в выжженной дотла пустыне. А за окнами белели сугробы… А за окнами в парке была зима. Здесь же, в доме, все было засыпано горьким песком, жгучим пеплом. Лица казались серыми, углы — темными, лестницы — бесконечными, комнаты — опасными, ворота — замурованными…

Именно так Нина представляла себе все это. Отказываясь покидать этот дом, она жестоко лгала себе: ноги сами несли ее прочь отсюда. Прочь! Скорей! Но.., как же она могла уйти?

Голоса — шепот, крики сливались в невнятный хор. Словно все кругом сошли с ума и бормотали, бормотали, не слушая друг друга:

— ..Строим домики благополучия.., складываем кирпич к кирпичику, возводим на развалинах. Закрываем глаза, чтобы не видеть, не знать… (Павел — прядь волос прилипла к потному лбу, жесты отчаянны и нелепы.)