ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

Линли только теперь обратил внимание, что вдоль стен и книжных полок стояли крупноформатные фотографии в рамах, часть из них были обмотаны защитной пленкой, и это напомнило ему о предстоящей выставке работ Деборы в галерее на Грейт-Ньюпорт-стрит.

Она тем временем спросила его:

— Шерри? Виски? Мы купили недавно бутылку «Лагавулина», и Саймон утверждает, что это райское наслаждение в сжиженном виде.

— Саймон никогда не отличался любовью к преувеличениям.

— Как можно, он ведь человек науки.

— Тогда стоит попробовать. Значит, виски. Я смотрю, ты готовишься к выставке?

— Уже почти все готово. Я на стадии составления каталога. — Она вручила ему виски и кивком указала на стол мужа: — Когда ты пришел, я как раз читала верстку. Меня вполне устраивает то, какие работы они отобрали, но моя нетленная проза подверглась жестокой правке… — Она ухмыльнулась, сморщив нос, отчего стала казаться моложе своих двадцати шести лет. — И знаешь, мне это совсем не понравилось. Нет, только посмотри на меня! Дождалась своих пятнадцати минут славы и тут же возомнила себя великим художником. Линли улыбнулся:

— Ну, это вряд ли.

— В какой части ты сомневаешься?

— В части про пятнадцать минут.

— Тебе сегодня удаются комплименты.

— Я говорю только правду.

Дебора дружески улыбнулась ему и налила себе шерри. Подняв бокал, она произнесла с шутливой важностью:

— Давай выпьем… Хм… Даже не знаю. Томми, за что нам выпить?

Этот вопрос Деборы поведал Линли, что Хелен сдержала свое обещание и ничего не рассказала о будущем ребенке. Он испытал облегчение, но все равно оставалась неловкость. Когда-нибудь Дебора все равно узнает, и он понимал, что сообщить ей эту новость должен именно он. Он так и хотел сейчас поступить, но не смог придумать, с чего начать. В голову приходили только прямолинейные заявления вроде: «Давай выпьем за Хелен. Давай выпьем за ребенка, которого зачали мы с женой». Что, разумеется, было немыслимо.

Вместо этого он решил отшутиться:

— Давай выпьем за то, чтобы все твои работы на выставке были проданы. Проданы в первый же день, и не кому-нибудь, а членам королевской семьи, которые тем самым продемонстрируют, что у них есть вкус не только к лошадям и кровавым видам спорта.

— Ты никак не забудешь свою первую охоту?

— «Бесшабашный в погоне за несъедобной»^[22] — так ведь сказал Уайльд.

— Ты предаешь собственный класс!

— Это придает мне веса в глазах окружающих.

Дебора засмеялась:

— Тогда ладно, пьем за продажу моих работ, — и пригубила шерри.

Линли тоже глотнул виски и окинул мысленным взором все, что оставалось невысказанным между ними. Как ужасно осознавать собственную трусость и нерешительность, думал он.

— А чем ты займешься после выставки? — спросил он. — У тебя уже созрел план на будущее?

Дебора оглядела сомкнутые ряды своих работ и задумалась над ответом, склонив голову.

— Мне немного страшно, — призналась она. — Я работаю над выставкой с января. То есть уже одиннадцать месяцев. Ну а чем бы хотела заняться, если будет на то соизволение богов… — При этих словах она подняла голову кверху, будто желая показать, что в этом деле весомый голос принадлежит не только богам, но и ее мужу. — Я бы хотела поработать за границей. Я по-прежнему буду делать портреты, это мой любимый жанр. Но на этот раз — портреты иностранцев. Не лондонских иностранцев, потому что они уже «обританились», хотя сами этого, может быть, и не осознают. А мне хочется чего-нибудь нового, совсем-совсем нового. Африка? Индия? Турция? Россия? Пока еще не решила.

— И все-таки портреты?

— Ты знаешь, я заметила, что люди не прячутся от камеры, когда снимок не предназначен для их собственного пользования. И это мне нравится: открытость, смелость, с которой они смотрят в объектив. Я уже не смогу без этого жить, наверное, — без того, чтобы не видеть лица, которые на миг приоткрыли свою сущность. — Она сделала еще глоточек шерри и сказала: — Ноты ведь пришел не для того, чтобы говорить о моей работе.

Линли воспользовался данной ему возможностью завершить разговор и, проклиная себя за трусость, спросил:

— Значит, Саймон у себя в лаборатории?

— Позвать тебе его?

— Не надо, я сам поднимусь, если можно.

Она сказала, что, конечно, можно и что он знает дорогу. А сама прошла к столу, где работала до его прихода, поставила бокал и снова вернулась к Линли. Он допил виски, думая, что она хочет взять и его стакан, но она сжала его руку и поцеловала в щеку.