ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

— Я почти выбрал темно-синий с утками. Что скажешь?

— Очень удачный, если твоя цель — заставить подозреваемых поверить, что ты будешь мягок с ними.

— Именно этого я и добиваюсь.

Он вернулся к зеркалу, по пути бросив два отвергнутых галстука на спинку кровати. Хелен поинтересовалась:

— Ты сообщил о письмах старшему инспектору Личу?

— Нет.

— Где они сейчас? — Их взгляды встретились в зеркале, и Хелен прочитала в глазах мужа ответ. — Ты взял их? Томми…

— Знаю. Ну а какие у меня еще варианты: подшить их к делу или оставить на месте, чтобы кто-нибудь другой нашел их и выставил Уэбберли в самом невыгодном свете в самый неудобный момент? Чтобы их принесли ему домой, например? Когда рядом с ним, допустим, стоит Фрэнсис, не ведая, что сейчас ей нанесут смертельный удар? Или хуже того, чтобы их отправили в Скотленд-Ярд, где от его карьеры не останется камня на камне, когда всем станет известно, что он связался с жертвой преступления? А что, если они станут достоянием бульварной прессы? Лондонская полиция — это же любимый объект для грязных сплетен и толков.

— Это единственная причина, по которой ты взял их? Чтобы защитить Фрэнсис и Малькольма?

— Конечно. Какие еще могут быть причины?

— Возможно, само преступление? Они могут быть уликой.

— Ты ведь не предполагаешь, что Уэбберли каким-то образом связан с убийством? Он весь вечер провел на наших глазах. А кроме того, последнее письмо было написано более десяти лет назад. Юджиния Дэвис для Уэбберли уже давно стала закрытой книгой. С его стороны было безумием завязывать с ней какие бы то ни было отношения, но хорошо, что все закончилось до того, как оказались поломанными несколько жизней.

Хелен всегда умела понимать его, как никто другой.

— Но ты в этом не уверен, да, Томми? — спросила она.

— Достаточно уверен. Во всяком случае, мне не кажется, будто сейчас эти письма имеют хоть какое-то значение.

— Если только они не возобновили отношения.

Вот поэтому-то он и забрал компьютер Юджинии Дэвис. В своих действиях Линли руководствовался инстинктом, шестым чувством, которое говорило ему, что его начальник — порядочный человек, на долю которого выпала нелегкая жизнь, человек, который никогда не желал другим вреда, но который в минуту слабости поддался искушению, о чем, несомненно, сокрушается по сей день.

— Он хороший человек, — сказал Линли, глядя в зеркало и обращаясь в большей степени к себе, чем к жене.

Она тем не менее ответила:

— Как и ты. И это, вероятно, объясняет, почему он попросил старшего инспектора назначить на это дело тебя. Ты веришь в его порядочность, а значит, ты защитишь его и ему не придется просить тебя об этом.

Именно так все и случилось, удрученно думал Линли. Может, Барбара была права. Может, надо было доложить об этих письмах и предоставить Малькольма Уэбберли его судьбе.

На другом конце комнаты Хелен внезапно откинула одеяло и метнулась в ванную. Из распахнутой двери, которую она не успела закрыть за собой, послышались звуки рвоты. Линли смотрел на себя в зеркало и пытался отгородиться от того, что слышал.

Забавно, что человек может убедить себя в чем угодно, главное — как следует хотеть этого. Немного ловкости — и утренняя тошнота Хелен может превратиться в несвежий салат, съеденный ею за ужином. Еще один ловкий трюк — и у нее начинается грипп, который в Лондоне как раз подступал к эпидемическому порогу. Или у нее просто нервы расшалились. Ей предстоит трудный день, и ее тело таким образом реагирует на беспокойство. А если придерживаться крайнего рационализма, то можно сказать, что она просто-напросто боится. Вместе они прожили не так уж долго, и ей не всегда с ним легко, как и ему с ней. В конце концов, их разделяет множество различий: опыт, образование, возраст. И все это сказывается, как бы ни старались они убедить себя в обратном…

Рвота не прекращалась. Линли заставил себя вернуться к реальности. Он отвернулся от зеркала и пошел к ванной. Включил свет, который Хелен второпях не зажгла. И увидел, как она припала к унитазу, содрогаясь от приступов тошноты.

Он сказал:

— Хелен?

Но обнаружил, что не может отойти от двери.

«Эгоистичный подлец, — обругал себя Линли, надеясь, что это поможет ему преодолеть позорную слабость. — Ты же любишь эту женщину. Подойди к ней. Прикоснись к ее волосам. Вытри ей лицо влажным полотенцем. Сделай же хоть что-нибудь!»