ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

Какого рода обстоятельства, доктор Роуз?

На этот вопрос у вас нет иною ответа, кроме этого: «Напишите все, что вы помните».

17 октября

Либби нашла меня на вершине Примроуз-хилл. Я стоял у металлической таблички, которая рассказывала о том, какие здания и памятники можно разглядеть с вершины холма, и я заставлял себя отрываться от таблички и переводить взгляд на лежащие подо мной пейзажи, чтобы отыскать ту или иную достопримечательность. Я двигался с востока на запад. Краем глаза я заметил, что Либби идет в мою сторону, одетая в черную кожу. Свой шлем она где-то оставила, и ветер развевал ее кудрявые волосы.

Она сказала: «Увидела твою машину в сквере. Так и думала, что найду тебя здесь. Ты что, без змея?»

«Без змея». Я прикоснулся к металлической поверхности таблички. Мои пальцы остановились на соборе Святого Павла. Я изучал горизонт.

«Ну как дела? Выглядишь ты не очень, честно говоря. Тебе не холодно? И что ты тут делаешь на таком ветру без свитера?»

Ищу ответы, подумал я.

Она воскликнула: «Эй, кто-нибудь дома? Я вроде как разговариваю с тобой».

«Вышел прогуляться», — ответил я.

Она спросила: «Ты сегодня был у своего психиатра?»

Я хотел ей сказать, что бываю у вас, даже когда не бываю у вас, доктор Роуз. Но подумал, что она может неправильно понять меня и отпустит какое-нибудь замечание насчет пациента, влюбленного в своего врача, чего на самом деле нет.

Либби обошла вокруг таблички, встала ко мне лицом и загородила мне вид. Она положила ладонь мне на грудь и спросила: «Что с тобой, Гид? Как тебе помочь?»

Ее прикосновение напомнило мне обо всем, чего не случилось между нами, — о том, что давно случилось бы между женщиной и нормальным мужчиной, — и тяжесть этой мысли вкупе с тем, что довлело надо мной, сломила меня. Я сказал: «Возможно, из-за меня в тюрьму попал человек».

«Что?»

Я рассказал ей все.

Когда я закончил, она заговорила: «Тебе было всего восемь лет. Полицейский задавал вопросы. Ты ответил, как смог. И вполне вероятно, ты действительно видел то, о чем рассказал. Ученые занимались этим, проводили исследования, Гид, которые показали, что дети не выдумывают вещи, связанные с насилием и плохим обращением. А дыма без огня не бывает. И вообще, судя по всему, кто-то подтвердил твои слова в суде, ведь ты говоришь, что тебя не вызывали в суд».

«В том-то и дело, Либби. Я не знаю наверняка, давал я показания или нет».

«Но ты же говорил…»

«Я говорил, что смог вспомнить полицейского, его вопросы, участок, а раньше все это было заблокировано подсознанием. Возможно, подсознание заблокировало и то, как я выступал свидетелем на суде Кати Вольф?»

«А-а. Понятно. Ага. — Она обернулась на открывающийся перед нами ландшафт, пытаясь справиться с беснующимися волосами, и в задумчивости прикусила нижнюю губу. Наконец она провозгласила: — О'кей. Давай узнаем, что было на самом деле».

«Как?»

«Ты сам подумай. Неужели мы не сумеем разузнать о судебном процессе, о котором кричала каждая газета в стране?»

19 октября

Начали мы с Бертрама Крессуэлл-Уайта, барристера, который в деле Кати Вольф выступал от имени обвинения. Найти его, как и предсказывала Либби, не составило труда. Его офис располагался по адресу: Темпл, Пэйпер-билдингс, дом номер пять. Он согласился встретиться со мной, как только мне удалось дозвониться до него.

«Я отлично помню это дело, — сказал он. — Разумеется, буду рад поговорить с вами о нем, мистер Дэвис».

Либби настояла на том, чтобы сопровождать меня. Она заявила: «Одна голова хорошо, а две лучше. Чего ты не спросишь, спрошу я».

И мы отправились в центр. В Темпл мы вошли со стороны набережной Виктории. Выложенная плиткой дорожка нырнула в нарядную арку, которая открывала доступ к лучшим юридическим умам нации. Здания Пэйпер-билдингс стояли к востоку от пышного сада внутри Темпла, и юристы, расположившиеся в этих помещениях, могли наслаждаться либо видом на деревья, либо видом на Темзу.

В кабинете Бертрама Крессуэлл-Уайта, куда нас с Либби провела молодая девушка, окна выходили на обе стороны, и хозяин кабинета как раз созерцал медлительное продвижение баржи в направлении моста Ватерлоо. Когда он обернулся к нам, я тут же проникся уверенностью, что никогда раньше его не видел, а значит, не мог умышленно или бессознательно стереть из своего мозга связанные с ним воспоминания, если таковые существовали. Потому что я бы наверняка запомнил столь впечатляющую фигуру, особенно если бы наше общение проходило в зале суда.