ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

Он глянул на письмо, взял его у меня и положил обратно в папку, убрал папку в ящик стола и только потом ответил: «Она хотела, чтобы ей заплатили за время, проведенное в предварительном заключении, до суда. Первый месяц ареста еще входил в тот период, что мы должны были оплатить ей в связи с увольнением. Она хотела получить эти деньги плюс проценты».

«После стольких лет?»

Он с силой задвинул ящик стола. «Мне кажется, более уместным здесь был бы другой вопрос: "После того, как она убила Соню?"»

«У меня создалось впечатление, что она была совершенно уверена в том, что ее не уволят. Она никак не ожидала, что это может случиться».

«Ты понятия не имеешь, о чем говоришь».

«Так ты ответил на это письмо? Связался с адвокатом Кати?»

«Я не намерен никоим образом возвращаться к тому времени, Гидеон».

Я кивнул на ящик, куда он убрал папку с письмами. «Кое-кто не согласится на это. И кроме того, этот человек, который предположительно разрушил твою жизнь, не испытывает никаких угрызений совести, связываясь с тобой, пусть и через адвоката. Мне это непонятно. Мне кажется, что такому поведению может быть только одно объяснение: вас связывало нечто большее, чем отношения работодателя и работника. Тебе не кажется, что это письмо преисполнено уверенности, какую не ожидаешь найти в человеке, находящемся в положении Кати Вольф по отношению к тебе?»

«К чему ты ведешь, черт возьми?»

«Я вспомнил, как мать говорила с тобой про Катю. Я вспомнил ее подозрения».

«Ты вспомнил то, чего не было».

«Сара Джейн говорит, что Джеймс Пичфорд не испытывал к Кате романтических чувств. Она говорит, что он вообще не интересовался женщинами. Таким образом, он отпадает, а остаетесь только вы с дедом, двое других мужчин в доме. Ну, и еще Рафаэль, хотя мы оба с тобой знаем, кто был объектом его страсти».

«На что ты намекаешь?»

«Еще Сара Джейн говорит, что дед симпатизировал Кате. По ее словам, он старался держаться поближе к ней. Но все-таки не могу представить, чтобы дед был способен на нечто большее, чем пара игривых комплиментов. В результате остаешься ты один».

«Сара Джейн всегда была ревнивой коровой, — ответил папа. — Она с самого начала положила глаз на Пичфорда, как только появилась у нас в доме. Один безупречно артикулированный слог из его уст, результат длительных занятий дикцией, — и она вообразила, что присутствует при втором пришествии. Она была честолюбива до мозга костей, Гидеон, и, пока к нам не присоединилась Катя, ничто не стояло между ней и вершиной той горы, какой она воображала себе этого идиота Пичфорда. Ясно, что ей не хотелось признавать существование отношений, в которых она мечтала видеть саму себя. Надеюсь, твоих познаний в человеческой психологии достаточно, чтобы сделать дальнейшие выводы».

И мне ничего не оставалось, как сделать эти выводы. Я еще раз проиграл в памяти свой визит в Челтнем, пересматривая разговор с моей бывшей учительницей в свете последних утверждений отца. Действительно ли в замечаниях Сары Джейн о Кате Вольф звучало мстительное злорадство? Или она просто пыталась дать мне ответ, за которым я пришел? Разумеется, если бы я заглянул к ней с единственной целью восстановить отношения, она бы не стала вспоминать по собственной инициативе Катю или вообще тот период. Но разве природа ревности не диктует, чтобы объект страсти был высмеян и поруган при любом удобном случае? То есть если Сара Джейн действительно испытывала к Кате Вольф только низменную зависть, разве она не постаралась бы завести разговор о Кате Вольф? С другой стороны, какие бы чувства ни питала Сара Джейн к Кате двадцать лет назад, неужели она продолжала бы терзаться ими до сих пор? Разве стала бы она, уютно устроившаяся в Челтнеме, в модно отделанном доме, мать, жена, коллекционер кукол, — разве стала бы она лелеять прошлые обиды?

Мои мысли были грубо прерваны отцом: «Ну ладно. Хватит». Меня удивила резкость его слов. «Это продолжается слишком долго, Гидеон».

«Что продолжается?»

«Копание в грязи. Созерцание собственного пупка. Мое терпение кончилось. Пойдем со мной. Настала пора взять быка за рога».

Посчитав, что он собирается сказать мне нечто такое, чего я еще не слышал, я последовал за ним. Я ожидал, что он поведет меня в сад, где мы сможем поговорить конфиденциально, не опасаясь, что наши слова долетят до Джил, которая оставалась в кухне, увлеченно прикладывая образцы краски к подоконнику. Однако папа неожиданно для меня направился к выходу из квартиры и дальше на улицу. Он прошагал к своей машине, припаркованной на полпути между Корнуолл-гарденс и Глостер-роуд. Отключив сигнализацию, он велел мне забираться внутрь. Я заколебался, чем вызвал у него еще большее раздражение: «Черт возьми! Ты слышал меня, Гидеон? Садись же, я сказал».