Пентаграмма - Несбё Ю

– И вы говорите, что этот Принц…

– …Том Волер, – уверенно произнес Харри.

Начкрим молча кивнул, потом добавил:

– Стало быть, один из самых уважаемых наших инспекторов.

Следующие десять секунд Харри казалось, что он в вакууме, – ни воздуха, ни звуков. Он знал: здесь и сейчас его полицейская карьера может оборваться.

– Хорошо, Холе. Прежде чем принимать решение, мне бы хотелось поговорить с вашим свидетелем. – Начальник встал. – И надеюсь, вы понимаете, что с этого момента и впредь это дело должно оставаться между нами.

– Сколько мы будем здесь стоять?

От голоса таксиста Харри вздрогнул. Он уже почти спал.

– Поехали обратно, – сказал он и бросил последний взгляд на деревянный дом.

Когда они ехали по Киркевейен, зазвонил мобильный телефон. Говорила Беата:

– Кажется, нашли оружие Ты был прав. Пистолет.

– Что ж, поздравляю нас обоих.

– Спасибо… Найти его было нетрудно. Лежал в мусорной корзине под мойкой.

– Марка и номер?

– «Глок-двадцать три». Номер сточен.

– Следы остались?

– Такие же, как на большей части оружия, конфискованного нами в Осло.

– Ясно, не читается. – Харри переложил телефон в левую руку. – Неясно только, зачем ты мне все это рассказываешь. Я этим делом не занимаюсь.

– Я бы не говорила с такой уверенностью, Харри. Мёллер сказал…

– Мёллер и вся вонючая полиция Осло могут проваливать к дьяволу!

Харри сам вздрогнул от звука своего голоса и увидел в зеркале, как нахмурился таксист.

– Извини, Беата. Я… Ты еще там?

– Да.

– Я сейчас немного не в себе.

– Ничего, не горит.

– Что?

– Дело может подождать.

– Рассказывай давай.

Она вздохнула:

– Ты заметил у Камиллы Луен шишку чуть ниже правой брови?

– Да, конечно.

– Я подумала: возможно, ее ударил убийца или она сама ударилась при падении. Но оказалось, никакой шишки не было!

– Как так?

– Патологоанатом потрогал ее, она такая твердая! Потом он сунул палец под веко. И знаешь, что он нашел?

– Ну… – протянул Харри. – Нет…

– Маленький красноватый драгоценный камень в форме звезды. Мы полагаем, бриллиант. Что ты на это скажешь?

Харри глубоко вздохнул и посмотрел на часы. До закрытия бара оставалось целых три часа.

– Что я этим делом не занимаюсь, – сказал он и выключил телефон.

«Сухо, но я вижу, как полицейский выходит из-под воды. Вода для жаждущих. Дождевая вода, речная вода, морская вода.

Он меня не заметил. Качаясь, он вышел на Уллеволсвейен и там пытался остановить такси. Никто не хотел его сажать. Как лодочник – беспокойную душу, которая бродит вдоль берега реки. Да, и я знаю – каково это, когда тебя отталкивают те, кто тебе дорог. Когда нужна поддержка, а получаешь отказ. Когда понимаешь, что все вокруг на тебя плюют, а тебе – не на кого плюнуть. И постепенно догадываешься о том, что же тебе нужно делать».

Харри зашел в магазин, открыл стеклянную дверь молочного отдела и прислонился к ней. Стащил потную футболку и закрыл глаза, ощущая кожей прохладный воздух.

Синоптики предсказывали тропическую жару этой ночью, и люди в магазине запасались мясом для гриля, пивом и минеральной водой.

У мясных полок спиной к Харри стояла женщина. Он сразу узнал ее по цвету волос и пышным формам. Когда она обернулась, Харри увидел, что на ней – топик, по расцветке напоминающий зебру, но столь же обтягивающий, как тот, леопардовый. Вибекке Кнутсен подумала, положила коробки с бифштексами обратно, вместе с тележкой перешла к холодильнику и достала оттуда две упаковки трескового филе.

Харри надел футболку и закрыл стеклянную дверь. Молока ему не хотелось. И мяса. И трески – тоже. Ему хотелось чего-нибудь простого – совсем немного, лишь бы это можно было съесть. Нет, он не был голоден, но желудок требовал еды. Он начал ныть еще прошлым вечером, и по опыту Харри знал, что, если сейчас чего-нибудь не съесть, он не удержит в себе ни капли спиртного. Сейчас в тележке лежал пеклеванный хлеб и пакет из «Винной монополии»[7] через дорогу. Он добавил к этому полцыпленка, шесть упаковок пива «Ганза», безразлично продефилировал мимо фруктового отдела и оказался в очереди на кассу прямо за Вибекке Кнутсен. Не нарочно, но, возможно, и не совсем случайно.

По-прежнему не замечая Харри, она обернулась, наморщила нос, как будто почувствовала какой-то неприятный запах (чего Харри исключить не мог), и попросила у кассирши два блока легких сигарет «Принс».

– А мне сказали, у вас там не курят.

Вибекке повернулась, с удивлением посмотрела на него и подарила ему три разные улыбки. Первая была быстрой, автоматической. Вторая – из тех, что возникают, когда мы встречаем знакомых. А когда касса осталась позади, появилась и третья улыбка – любопытная.

– Вы, я погляжу, решили устроить себе пир, – сказала Вибекке, пытаясь утрамбовать покупки в один пластиковый пакет.

– Вроде того, – пробормотал Харри и улыбнулся в ответ.

Она слегка наклонила голову набок, полоски на топике дрогнули.

– Много гостей?

– Не много, но все незваные.

Кассирша протянула ему сдачу, но он кивнул на копилку Армии спасения.

– А им нельзя указать на дверь? – Улыбка Вибекке теперь заиграла и в ее глазах.

– Ну-у… Как раз таких гостей выдворить не так-то легко.

Бутылки «Джима Бима» весело звякнули об упаковку «Ганзы».

– Да? Старые товарищи-собутыльники?

Харри посмотрел на нее. Кажется, она действительно хотела узнать, в чем дело. Это было для него тем более удивительно, что она, как ему показалось, жила вместе с таким правильным мужчиной. Вернее, такой правильный мужчина жил с ней.

– У меня нет товарищей, – сказал Харри.

– Стало быть, дама. И, наверное, из назойливых?

Ему захотелось открыть перед нею дверь, но та открывалась автоматически. Удивительно, но Харри этого не помнил, хотя покупал здесь продукты несколько лет подряд. Они вышли на улицу и теперь стояли друг напротив друга.

Харри не знал, что ответить, поэтому сказал правду:

– Три дамы. Иногда они приходят, если я недостаточно выпью.

– Что-что? – Она прикрыла глаза ладонью от солнца и посмотрела на него.

– Ничего, извините. Просто мысли вслух. То есть мыслями это не назовешь… но все равно вслух. Наверное, я болтун. Мне… – Он не понимал, почему Вибекке до сих пор не ушла.

– Они у нас все выходные по лестнице туда-сюда бегали, – сказала она.

– Кто? – удивился Харри.

– Да полиция.

До Харри медленно дошло, что с того дня, когда он был в квартире Камиллы Луен, прошли суббота и воскресенье. Он попытался найти свое отражение в витрине магазина. Суббота и воскресенье? На кого же он сейчас похож?

– Вы, полицейские, нам ничего не рассказываете, – продолжала Вибекке, – а в газетах пишут только, что у вас пока нет никаких зацепок. Это так?

– Я этим делом не занимаюсь, – ответил Харри.

– А, ну да. – Вибекке Кнутсен кивнула и снова заулыбалась. – А знаете что?

– Что?

– На самом деле ничего страшного.

Пару секунд Харри соображал, что она имеет в виду. Потом засмеялся и зашелся жутким кашлем.

– Забавно, я вас раньше в этом магазине не видел, – сказал он, отдышавшись.

Вибекке пожала плечами:

– Кто знает? Может, мы скоро опять встретимся?

Она наградила его лучезарной улыбкой и пошла домой. Пластиковые пакеты и ее пышные формы покачивались из стороны в сторону.

«Ты, я и африканский зверь». – Эта мысль показалась Харри такой громкой, что он испугался, не произнес ли он ее вслух.

У входной двери дома на Софиес-гате сидел мужчина. Пиджак он перекинул через плечо. Рубашка темнела пятнами пота на груди и под мышками. Одной рукой мужчина держался за живот. Увидев Харри, он встал.

Харри задержал дыхание и собрался с силами. Это был Бьярне Мёллер.

– О господи, Харри!

– О господи, шеф!

– Знаешь, как ты выглядишь?

Харри достал ключи и ответил вопросом на вопрос:

– Вы считаете, я не в лучшей форме?

– Тебя же попросили помочь нам с расследованием на выходных! А от тебя ни слуху ни духу. И на работу сегодня не вышел.

– Проспал, шеф. Это, кстати, не так далеко от истины, как вы думаете.

– Может, и предыдущие четыре недели ты тоже проспал? До того, как я тебя вызвонил в прошлую пятницу?

– Ну, уже на вторую неделю туман рассеялся. Я позвонил на работу, но мне сказали, что я значусь в отпуске. Полагаю, это ваших рук дело.

Харри начал подниматься по лестнице, за ним по пятам следовал начальник.

– Мне пришлось, – простонал Мёллер, снова хватаясь за живот. – Четыре недели, Харри!