Пентаграмма - Несбё Ю

– Зайдешь?

– Не сейчас. Нужно кое-что еще сделать по работе. Закончить дела.

Она погладила его по щеке:

– Можешь зайти и попозже. Если захочешь.

– Хм… Ты хорошо подумала, Ракель?

Она вздохнула, закрыла глаза и прислонилась лбом к его шее.

– Нет. И да. Знаешь, это все равно что прыгать из горящего дома. Лучше уж сломать ноги, чем сгореть.

– Пока не упадешь, кажется, что лучше.

Они сидели, молча смотрели друг на друга и слушали неровное тарахтение мотора. Потом Харри легонько взял Ракель за подбородок и поцеловал. Ей показалось, что она теряет равновесие, теряет почву под ногами, теряет рассудок, и он был единственным ее спасением. И еще ей показалось, что она горит и падает одновременно.

Она не знала, сколько длился поцелуй, и, когда он осторожно высвободился из ее объятий, шепнула:

– Я оставлю дверь открытой.

Ей следовало бы знать, что это глупо.

Ей следовало бы знать, что это опасно.

Но она уже устала думать. Она думала все эти недели без него.

Машин на стоянке перед изолятором было мало. А людей не было вовсе. Харри повернул ключ зажигания, и мотор с предсмертным хрипом заглох. Он посмотрел на часы. Одиннадцать десять. У него еще пятьдесят минут. Стены детища Телье, Торпа и Осена перебрасывали друг другу эхо его шагов.

Перед тем как войти, Харри перевел дыхание.

В помещении было совершенно тихо. За столами – никого. Харри уловил справа какое-то движение: в комнате дежурного повернулось кресло. Он увидел пол-лица с налитым кровью глазом. Глаз подарил ему пустой взгляд, и кресло развернулось обратно.

Грот. Один. Странно. А может, и нет.

Отыскав в столе ключ от девятой камеры, Харри направился дальше. Из комнаты тюремных надзирателей слышались голоса, но нужная камера располагалась очень удачно: Харри даже не пришлось проходить мимо них.

Он вставил ключ в замок, повернул. Подождал секунду, услышал внутри какое-то шевеление и открыл дверь.

Человек, который смотрел на него с койки, был не похож на убийцу. Харри знал, что это еще ничего не значит. Бывает, у человека все на лице написано, а бывает, и нет.

Это лицо было красивым: правильные черты, густые, коротко подстриженные темные волосы и голубые глаза, про которые, наверное, когда-то говорили, что они «мамины», но со временем они превратились в собственные. Харри было под сорок. Свену Сивертсену – за пятьдесят. Харри подумал, что большинство бы, наверное, подумало наоборот.

Сивертсен был одет в красные тюремные штаны и куртку.

– Добрый вечер, Сивертсен. Инспектор Холе. Будьте добры, поднимитесь и повернитесь ко мне спиной.

Сивертсен поднял бровь. Харри покачал в воздухе наручниками:

– Таковы правила.

Не произнося ни слова, Сивертсен встал, Харри защелкнул наручники и подтолкнул его к койке.

Стула в камере не было. В ней вообще почти ничего не было, чтобы нельзя было поранить ни себя, ни других. Монополия на наказание здесь принадлежала правовому государству. Харри прислонился к стене и достал из кармана помятую пачку сигарет.

– Сработает дымовая сигнализация, – предупредил Сивертсен. – Очень чувствительная. – Голос у него оказался на удивление звонким.

– Верно. Наверное, приходилось сидеть прежде?

Харри прикурил, встал на цыпочки, поддел крышку сигнализации и вынул батарейку.

– А правила на этот счет что говорят? – едко поинтересовался Свен Сивертсен.

– Не помню. Сигарету?

– Что это? Трюк с «хорошим полицейским»?

– Нет, – улыбнулся Харри. – На вас так много материала, Сивертсен, что даже комедию ломать не придется. Нам не нужны подробности, не нужен труп Лисбет Барли, не нужно никакого признания. Нам, Сивертсен, даже помощь ваша без надобности.

– Зачем же вы пришли?

– Из любопытства. У нас тут глубоководный промысел, и мне стало интересно, кто на этот раз попался мне на крючок.

Сивертсен невесело хохотнул:

– У вас богатая фантазия, инспектор Холе, но я вас разочарую. Может, и кажется, что вы поймали крупную рыбу, а на деле – рваный башмак.

– Будьте добры говорить потише.

– Боитесь, что нас услышат?

– Просто сделайте, как я говорю. Вы кажетесь очень спокойным для человека, которого только что арестовали за четыре убийства.

– Я невиновен.

– Хм… Позвольте мне вкратце обрисовать вам ситуацию, Сивертсен. В вашем чемодане мы находим красный бриллиант. Такие, прямо скажем, на дороге не валяются, и именно такие были найдены на каждой из жертв. Плюс к этому «ческа збройовка», сравнительно редкое оружие для Норвегии, но именно из такого пистолета убили Барбару Свендсен. Вы в показаниях заявили, что в те дни, когда совершались убийства, вы были в Праге. Мы проверили авиакомпании и выяснили, что на каждую из пяти дат – включая вчерашнюю у вас приходился короткий визит в Осло. Как у вас с алиби на пять часов, Сивертсен?

Свен Сивертсен молчал.

– Я подумал. И решил, что не так уж вы невиновны, Сивертсен, – сказал Харри.

– Мне неважно, что вы думаете, Холе. Что еще вам от меня нужно?

Не отходя от стены, Харри присел на корточки:

– Вы знакомы с Томом Волером?

– С кем?

Харри выдержал паузу, выпустил дым под потолок. Судя по лицу, Свен Сивертсен несказанно устал. Прежде Харри встречал убийц с непробиваемым черепом и душой дрожащей, словно желе. И таких отморозков, у которых и внутри была непробиваемая кость. Ему стало интересно, к какому типу относится этот экземпляр.

– Сивертсен, не притворяйтесь, будто не помните имени того, кто вас арестовывал, а потом допрашивал. Я спрашиваю, были ли вы с ним знакомы прежде? – Харри заметил, как напряглось на секунду лицо у его собеседника. – Прежде вас судили за контрабанду. На том оружии, что нашли у вас в чемодане, и на других пистолетах имеются особые следы. Их оставляет машинка, которую используют, чтобы стачивать серийные номера. Такие же следы в последние годы мы нередко находили на незарегистрированных образцах, найденных в Осло. Мы считаем, что за этим стоит хорошо законспирированная организация контрабандистов.

– Любопытно.

– Вы перевозили оружие для Волера, Сивертсен?

– Уф, вы что, и этим занимаетесь? – Свен Сивертсен даже не моргнул, но на лбу набухли капельки пота.

– Жарковато, Сивертсен?

– Терпимо.

– Хм… – Харри встал и подошел к мойке. Стоя к Сивертсену спиной, он достал с полки пластиковый стаканчик и открыл воду. – Знаете что, Сивертсен? Я ведь об этом и не подумал бы, если б коллега не рассказала мне о том, как Волер вас арестовывал. Тогда я вспомнил, как он отреагировал на ваше имя, когда я передавал сведения, добытые Беатой Лённ. Он обычно чертовски умело держит себя в руках, а тут вдруг побледнел и на какое-то мгновение застыл, будто не мог пошевелиться. В тот момент я решил: это он понял, что нас провели и у нас еще один труп на подходе. Но когда Лённ рассказала про два пистолета Волера и про то, как он кричал, чтобы вы перестали в него целиться, до меня начало доходить. Нет, испугался он не нового убийства, а, как я уже сказал, вашего имени. Он его помнил. Вы же один из его курьеров. И Волер, разумеется, сообразил, что, если вас обвинят в убийстве, все тут же выплывет наружу: оружие, которым вы пользовались, причина ваших частых поездок в Осло, все ваши связи. Судья, может, даже скостил бы вам срок за содействие следствию. Поэтому он решил вас пристрелить.

– Пристре…

Харри наполнил стаканчик водой, развернулся и подошел к Свену Сивертсену. Поставил воду на пол и снял с него наручники. Сивертсен потер запястья.

– Выпейте, – сказал Харри. – Потом я дам вам покурить и снова надену наручники.

Свен не торопился исполнять сказанное. Харри посмотрел на часы. Оставалось еще минут тридцать.

– Ну же, Сивертсен!

Свен схватил стаканчик, запрокинул голову и выпил все до дна, не сводя глаз с Харри.

Харри прикурил две сигареты, одну вручил Сивертсену.

– Но вы мне, разумеется, не верите, – продолжал он. – Вы, наоборот, полагаете, что Том Волер выручит вас из этой – как бы это сказать – неприятной ситуации? Что он будет чем-то ради вас рисковать, например премией за долгую и верную службу. В крайнем случае, вы полагаете, что, имея столько сведений против него, вы всегда можете заставить его помочь вам. – Харри медленно покачал головой. – Я думал, вы башковитый, Сивертсен. Такие ребусы нам загадывали, такие пьесы разыгрывали, а сами всегда шли на шаг впереди. Я уже представлял себе человека, который наверняка знает, как мы рассуждаем и чего хотим, а тут вы не смогли понять, как мыслит такая акула, как Том Волер.

– Вы правы. – Сивертсен, полуприкрыв глаза, выпустил в потолок струйку дыма. – Я вам не верю.