Операция «Людоед» - Троицкий Андрей

– Слушаю, – сказал он в трубку.

– Вы уже близко от цели, – ответил Стерн. – Через пару сотен метров будет поворот на грунтовую дорогу. Там указатель, табличка: "Профилакторий для слепых и слабовидящих «Родник». Сворачивайте и топайте дальше. Метров триста-пятьсот вперед.

– Хорошо, я понял.

Подхватив портфель, Афанасьев зашагал веселее. Значит, ничего не отменяется. Слава богу… Через десять минут он свернул на темную дорогу, заросшую по обочинам кустарником и молодыми деревцами. В глубоких колеях стояла черная вода. Афанасьев шел по траве, стараясь не споткнуться в темноте, не полететь носом в грязь. Еще четверть часа он боролся с дорогой, темнотой и дождем. Афанасьев прошел полем до чахлой лесной посадки и остановился. В лицо ударил свет автомобильных фар. Метрах в двадцати от него стоял какой-то темный фургон.

* * *

Афанасьев переложил в портфель в правую руку, прикрыл глаза ладонью.

– Это Александр, – крикнул из темноты человек. – Не бойтесь. Все в порядке.

От фургона отделилась темная фигура. Остановилась посередине дороги, в двух шагах от переднего бампера. В руках у человека то ли охотничье ружье, то ли карабин.

– Я не боюсь, – крикнул в ответ Афанасьев, чувствуя, как вибрирует, дрожит правое колено. – Где Николай?

– Он здесь, – ответил Стерн, не двигаясь с места. – Деньги при вас?

Вместо ответа Афанасьев поднял портфель.

– Тогда начнем, – отозвался Стерн. – Мой человек выведет Николая. Передаст его вам и проверит деньги. Стойте на месте и не дергайтесь. Держите руки перед собой, чтобы я их видел. Если кидалова нет, мы разойдемся. Добро?

– Добро, – голос Афанасьева сорвался, дал петуха.

Он увидел, как из темноты появились две человеческие фигуры. Афанасьев не мог видеть лица людей, только темные контуры человеческих фигур на фоне слепящего света фар. Но угадал, что первым идет Трещалов, живой и, кажется, относительно здоровый. За ним, отстав на полшага, увязался среднего роста худощавый парень в спортивном костюме и бейсболке. Длинный козырек надвинут на лоб так, что лица не разглядеть. Люди неторопливо брели по дороге, под ногами чавкала сырая глина. Трещалов держал руки за спиной, шел неуверенно, слегка покачиваясь.

– Стой, – крикнул Стерн. – Ни шагу дальше.

Ватутин остановил пленника, дернув его за воротник пиджака. Шагнув к Афанасьеву, выдернул из руки портфель. Ватутин снова отступил в темноту, расстегнул замок, присев на корточки. Повернув раскрытый портфель к свету, запустил в него обе лапы, долго копался, считая и пересчитывая деньги. За несколько минут глаза Афанасьева привыкли к свету, он рассмотрел Трещалова. Дорогой костюм сделался таким грязным, что выглядит хуже рабочей спецовки, болтается на плечах, как на вешалке. За несколько дней заточения Трещалов сильно похудел. Щеки запали, нос заострился, лоб сделался каким-то желтым, костяным. На подбородке и скулах кровоподтеки и ссадины, под глазом фиолетовый развод фингала. В довершение всего на лице блуждает какая-то кривая совершенно идиотическая улыбочка. Судя по этой улыбочке, Трещалов вполне доволен жизнью, этим вот дождем, грязью и, главное, своим положением униженного избитого раба, чья жизнь подвешена на тонком волоске, готовым вот-вот оборваться.

– Капуста, кажется, настоящая, – крикнул Ватутин. – Порядок.

– Порядок, – Трещалов механически повторил последнее услышанное слово.

Ватутин поднялся, застегнул портфель и зашагал обратной дорогой к фургону. Афанасьев, не зная, можно ли ему приблизиться к пленнику или следует и дальше стоять столбом, месил грязь, переминался с ноги на ногу и тосковал душой. Пусть эти твари уедут, – решил он. А там уж… А там уж сам во всем разберется. Сейчас, в эту минуту он был уверен, что добром дело не кончится, и ждал какого-то продолжения. Между тем молодой человек с портфелем залез на водительское место, хлопнул дверцей. Заработал двигатель «Газели». Афанасьев достал из кармана носовой платок, расправил его на ладони и вытер мокрое лицо. Второй мужчина, назвавшийся Александром, распахнул дверцу. Господи, кажется, они уезжают. В последнюю секунду Александр передумал залезать в кабину. Ослепленный фарами, Афанасьев не видел того, что происходит возле фургона. Только услышал два тихих сухих хлопка. Затем закрыли вторую дверцу, фургон дал задний ход. Трещалов шатнулся, присел на одно колено и боком повалился в дорожную грязь. Афанасьев сделал несколько шагов вперед, наклонился над другом. Фары больше не светили на дорогу, фургон развернулся, мигнул задними фонарями и укатил в сторону профилактория «Родник». Афанасьев сгреб пиджак Трещалова, потащил тело к обочине, но поскользнулся, сам упал задом в грязь. Поднявшись, ухватил друга за кисти рук, поволок на сухое место, на траву. В эту минуту отупевшему от переживаний Афанасьеву казалось очень важным вытащить Трещалова на обочину. …Фургон «Газель» двигался по темной проселочной грунтовке. Проехали унылое двухэтажное здание профилактория для слабовидящих, отделенное от дороги забором из металлической сетки. Окна погашены, хрипло лает собака. Свет фар выхватывал из темноты стволы деревьев, близко подступивших к дороге, темные контуры заброшенной животноводческой фермы, покосившиеся телеграфные столбы. Долго молчали. Когда проехали какую-то утонувшую в грязи деревеньку, Ватутин заговорил: