Лес мертвецов - Гранже Жан-Кристоф

Движение было оживленным. Но еще более оживленной оказалась торговля между машинами, кипевшая на каждом светофоре. Продавали все: сладкую вату, собак, гамаки, сигареты, прокладки… Еще она заметила девушек, прогуливающихся вдоль шоссе. Забранные в пучок волосы. Овальные лица. Расклешенные джинсы. Единственная отличительная деталь — цвет бюстье, у кого бирюзовый, у кого розовый, зеленый или ярко-желтый. Неожиданно для себя Жанна ощутила зависть. Она завидовала их юности и красоте, одновременно строгой и лучистой, их естественному единству с землей, воздухом и небом. Даже тому, что они так походили друг на друга, словно все как одна владели секретом вечной молодости, а потому могли позволить себе дружелюбие и взаимную симпатию.

Вместе с тем в атмосфере веяло и некоторой мрачностью. Это бремя прошлых лет, поняла Жанна. За вежливыми улыбками прохожих еще таились следы подавленности, вызванной жестокостями ушедшего века. В сердце у каждого еще жили кровавые картины минувшего. Душа все никак не могла освободиться от слишком долгого траура. Три века американской эксплуатации. Сорок лет кровавой диктатуры. Революция. Контрреволюция. И все это ради того, чтобы страна погрязла в коррупции — загнанной вглубь, скрытой, а потому не поддающейся лечению. Есть от чего прийти в уныние.

Редакция «Ла-Пренса» занимала безликое блочное сооружение, но ее архив размещался в пристройке — живописном домике с патио, утопающем в цветах и украшенном орнаментами. Старые номера хранились на микропленке — значит, не придется пачкать руки и дышать пылью. Чтобы не блуждать в потемках, Жанна обратилась к заведующему архивом. Этот человек, оказавшийся настоящей ходячей энциклопедией, с ходу, не задумываясь, сказал ей, какие подшивки следует просмотреть в первую очередь. Речь шла о «звездных годах» Мансарены, он же Вампир из Манагуа.

Пленки крутились, и перед Жанной проходила изрядная часть недавней истории Никарагуа. Она и так ее знала. Одна из банановых республик — так называли многие государства Центральной Америки, превращенные в поставщиков тропических фруктов под тотальным контролем США. Как большинство людей левых взглядов, Жанна ненавидела Штаты всепоглощающей, ничем не оправданной, иррациональной ненавистью. Эта страна воплощала все то, чего она не выносила: империалистическую жестокость, безграничное потребительство, свободу, направленную исключительно на материальный успех. Но больше всего ее бесило полное наплевательство по отношению к слабым, к меньшинствам. Мало им было устроить геноцид североамериканских индейцев, США еще финансировали самые чудовищные диктатуры Центральной и Южной Америки.

Со смешанным чувством ярости и какого-то странного удовлетворения Жанна освежила в памяти некоторые эпизоды, прочитав отдельные статьи целиком. Невероятная по жестокости диктатура Анастасио Сомосы Дебайле, наследника длинной цепочки убийц. Казни. Пытки. Насилие. Лишение имущества. Однажды тиран-преступник так ответил журналистам, поинтересовавшимся его богатствами: «Насколько мне известно, у меня всего одно имение. Оно называется Никарагуа». Потом грянула Сандинистская революция, а вместе с ней — ликвидация неграмотности, раздел земель, уважение к крестьянскому труду. Наконец появилась надежда. Затем — контрреволюция, финансированная Рональдом Рейганом на деньги, полученные благодаря незаконной продаже оружия Ирану. Ужас. Ужас. Ужас. Сегодня ситуация стабилизировалась. Но страна так и не исцелилась от своих хронических болезней, которые могли вспыхнуть в любую секунду…

Одна из них, наиболее показательная, носила имя Эдуардо Мансарены.

Он родился на Кубе. В семидесятые годы начал сколачивать состояние. Врач-гематолог и деловой человек, сбежав в Майами, быстро сообразил, в чем так нуждаются Соединенные Штаты. В крови. Война во Вьетнаме показала, какое значение приобретает переливание крови во время вооруженного конфликта. Но в США было мало своих запасов. Где взять столь редкий продукт? В бедных странах, где же еще! В 1972 году, вскоре после землетрясения, Мансарена перебрался в Манагуа и открыл здесь первый коммерческий банк крови. За пару лет он развернулся вовсю, переплюнув всех прочих поставщиков США, вместе взятых: Гаити, Бразилию, Белиз, Колумбию. В 1974 году «Плазма Инк.» продавала двадцать тысяч литров крови ежемесячно, обеспечивая десять процентов частной американской индустрии в этой области.

В богатстве Мансарены, как в кривом зеркале, отражалась бедность доноров. Крестьяне, разоренные землетрясением, сдавали по литру крови каждую неделю, не давая организму возможности восстановиться. Многие из них скончались прямо здесь, в помещениях банка. В народе зрело возмущение. «Плазма Инк.» стала символом эксплуатации человека диктатурой — эксплуатации, доводящей до смерти. В один прекрасный день 1978 года народ дал волю скопившемуся гневу и устроил поджог банка. Пожар перекинулся на всю страну. Вспыхнула Сандинистская революция. Но… Вампир из Манагуа успел исчезнуть.

Социалистическое правительство наложило запрет на торговлю кровью и плазмой. Отныне сдать кровь можно было только бесплатно, под контролем никарагуанского Красного Креста. Затем ее переправляли, так же безвозмездно, в больницы и клиники. И — никакого экспорта. Но прошло несколько лет, и все вернулось на круги своя. Арнольдо Алеман и его продажное правительство разрешили Эдуардо Мансарене вернуться в Манагуа — вместе с его гнусным бизнесом. Сегодня он вновь конкурировал с Красным Крестом, и у дверей его банка выстраивались очереди из желающих получить хоть несколько кордоба.

Его империя даже расширилась. Открылись центры по сбору крови в Гватемале, Гондурасе, Сальвадоре, Перу, Эквадоре, Аргентине. Жанна представила себе кровавые реки, стекающие к устью под названием Мансарена, чтобы влиться в безбрежное море США. Такие истории возможны только в подземельях мира. Там, где нищета позволяет все. Там, где жадность и продажность пышно колосятся и дают все новые всходы, как на хорошо унавоженной почве.

Она смотрела на размытый портрет Вампира. Огромного роста мужчина с крупной челюстью. Посеребренные сединой волосы зачесаны назад, словно он надел шлем воина Столетней войны. Сытый и спокойный. Рыцарь, сумевший повергнуть всех своих врагов — правосудие, человечность, равенство…

Так что же отослал Вампир экспресс-почтой на адрес Нелли Баржак 31 мая? Образец крови? Из-за которого специалистку по цитогенетике убили и пожрали? И еще. Зачем Тэн звонил этому человеку в воскресенье, 9 июня? Почему в тот же самый день с ним связался Антуан Феро? Что было известно Эдуардо Мансарене об убийствах и о том, кто их совершил? Что связывало его с Хоакином?

Жанна свернула пленки, погасила экран и поблагодарила заведующего архивом. Звонить в «Плазма Инк.» она больше не стала. Решила пойти туда сама. И встретиться с Вампиром лицом к лицу.

Банк крови. Первый в стране.

Здание «Плазма Инк.», расположенное в барио Батаола-Сур, представляло собой настоящий бункер — куда более надежный и охраняемый лучше, чем Дворец правосудия. Поверх монолитного забора щетинилась колючками, острыми, как лезвие бритвы, проволока; охранники, занимавшие каптерку, отнюдь не выглядели сонными.

Чтобы проникнуть в эту крепость, Жанна предъявила свой паспорт. Никаких проблем. Может, она донор-доброволец? Ее пропустили, и она прошла в просторный холл, обустроенный как принято во всех странах с жарким климатом. Плиточный пол. Жалюзи на окнах. Под потолком — вентиляторы. Перед несколькими окошками стояли в очереди доноры. Другие вяло лежали на скамьях, расставленных рядами, как в церкви, и вполглаза смотрели телевизор. Никаких медсестер, никаких белых халатов. Зато запах эфира, шибавший в нос так, что кружилась голова. В глубине слышалось стрекотание компьютерных клавиатур, задававшее зловещий ритм пляске смерти.

Жанна почувствовала дурноту. Духота. Вонь. Разница во времени. От всего этого ее замутило. Она заметила невысокую женщину, которая показалась ей симпатичной. Лет пятидесяти, в клетчатом халате. Плоское, как у китаянки, лицо, раскосые глаза за очками с толстыми стеклами. Под мышкой — папка с бумагами, придававшая ей начальственный вид. Во всяком случае, она явно старалась производить такое впечатление.

— Роr favor, señiora…

Не вдаваясь в объяснения, Жанна просто спросила, где и как может встретиться с Эдуардо Мансареной. Китаянка широко улыбнулась и ответила, что «господина директора пока нет». Он появится позже. Или будет завтра. Женщина лгала. Сегодня Мансарена уже не придет — в шестом часу вечера? У Жанны зародилась уверенность, что он не показывался на работе по меньшей мере несколько дней…

Она поблагодарила женщину и повернула к выходу, позволив той продолжать свой путь, но, пройдя немного, вернулась назад и открыла ближайшую к себе дверь. Она очутилась в длинной комнате, похожей на приемную. На стульях дремали посетители. Плакаты, развешанные на стенах, призывали всех сдавать кровь и заботиться о будущем Никарагуа. Бла-бла-бла…