Лес мертвецов - Гранже Жан-Кристоф

На приборную доску легли еще 200 песо.

— Я возьму лодку. Найдите кого-нибудь, кто меня довезет.

— Ему придется заплатить.

— Хорошо.

— И остальным пассажирам тоже придется что-нибудь дать. За беспокойство.

— Тут есть спиртное?

Капитан дернул подбородком в сторону озерной деревни.

— Отлично, — одобрила Жанна, утирая лоб. — Начинайте маневр.

Солнце низко висело в небе, ярко-красное и четко очерченное, словно разрезанный пополам спелый плод. Операция по швартовке заняла добрых два часа. Мужчины съездили на лодке в деревню и привезли пива. Пассажиры чокнулись и выпили за здоровье Жанны. Пошутили, посмеялись. Наконец она распрощалась со всеми. Феро настоял на том, чтобы отправиться вместе с ней. Она не возражала. Теперь ей не хотелось отпускать его от себя ни на шаг.

Они уселись в надувную лодку и двинулись к понтонному мосту. Река здесь напоминала растительную помойку. На поверхности качались стебли тростника, увядшие кувшинки, груды листьев, сбитые в островки. Весь этот мусор медленно плыл по течению. Жанна вздрогнула: ей почудилось, что из-под воды выглядывают лица и животы утопленников.

Они добрались до мола. «Ровно час», — повторила Жанна гребцу. Они пересекли озерную деревню, хотя называть деревней жалкое поселение из десятка домишек на сваях, утопающих в жидкой грязи, было явным преувеличением. Доски, листы фанеры, бетонные блоки, куски пластиковой пленки — слепленное кое-как, все это производило впечатление постройки, сооруженной не людьми, а бобрами. Представители «бобрового племени» высыпали им навстречу — сальные волосы, гнилые зубы, почти у всех — лица в слое сажи. У некоторых щеки пересекала красная полоса. Наверное, используют урукум, мелькнуло у Жанны. Все ближе и ближе… Жители деревни не выказывали ни малейших признаков испуга или растерянности. Привычное одиночество окутывало их наподобие безмерного и бесформенного плаща.

К военной базе вела сильно заросшая тропинка. Дорога заняла двадцать минут. Сквозь кроны деревьев, словно через витражи, проникал сумеречный вечерний свет. Мутный, дрожащий. Вместе с ним до земли докатывались последние волны дневной жары.

Наконец показалось здание.

Жанне на ум пришла кайеннская каторга. Что ж, никто не властен над своими воспоминаниями. Глухие серые стены в пятнах сырости. Бойницы, забитые жухлой листвой. Сквозь щели в цементе проросли лианы. Кровлю во многих местах пронзили ветви деревьев. Лес объявил тюрьме войну и вышел из нее победителем. Теперь уже невозможно было сказать, кто из них начал первым. Камень и стебли переплелись в смертельном объятии, словно палачу вздумалось целовать свою жертву. В памяти мелькнули картины храмов Ангкора. Нет, здесь все иначе. Здешние боги сочились злобой. Пытки. Казни. Похищения людей…

Войти внутрь оказалось проще простого. Лианы чудовищными живыми отмычками проникли в замочные скважины, расщепили дверные косяки. Они вошли в большой квадратный двор, заросший высокими травами. Все вокруг было залито прозрачным янтарным светом. Ни дать ни взять оранжерея, только вместо стеклянной крыши — прямоугольник пурпурного неба в промежутке между строениями.

Они свернули направо, к открытой галерее. Столбы. Камеры. Столовая. Железо постепенно уступало место дереву. Интересно, у них был архив? Да нет, что за нелепость. Палачи не ведут записей. Но даже если и существовали какие-нибудь документы, они давным-давно стали добычей леса, который, лизнув раз и другой, пожевал бы их и поглотил. И ему хватило бы на это нескольких дней…

В конце галереи открылся коридор. В конце коридора — кабинеты. На порыжевшем полу — кучи палой листвы. Они пробирались вперед, и в тишине красных сумерек раздавался только звук их шагов. Комната за комнатой. В окна без стекол лезли ветки. Шкафы, стулья, столы. Казалось чудом, что они еще стоят на своих местах.

Жанна быстро пошла назад.

Померещилось ей или нет? В одной из комнат было что-то не так. Человеческий силуэт на фоне окна. Она вернулась в кабинет и убедилась, что не ошиблась. В помещении размером в несколько квадратных метров с полом, усыпанным камнями и стеблями лиан, возле окна стоял стул, а на нем сидела женщина. Заходящее солнце окрашивало ее фигуру в карминные тона. Очень старая на вид, сухая и неподвижная, как обожженное молнией дерево.

Жанна приблизилась к женщине:

— Сеньора? Par favor…

Та не отвечала. Неверный вечерний свет все-таки обманул Жанну. Женщина сидела не спиной к ним, а лицом. Жанна заговорила с ней. Объяснила, что они приплыли на барже. Что они — французские журналисты, собирающие материал для книги об аргентинской диктатуре.

Тень по-прежнему молчала.

Жанна сделала еще шаг вперед. Рассмотреть черты лица женщины ей не удалось, но она поняла, что перед ней — не индеанка.

Прошло еще несколько секунд, и наконец послышался голос:

— Я здесь работала. Лечила людей. Исправляла то, что они разрушали.

Ее интонации звучали под стать неподвижности фигуры. Словно слова произносило мраморное изваяние. Словно живой когда-то человек обратился в камень. Однако по выговору Жанна поняла, что женщина родом из Буэнос-Айреса.

— Вы… вы были врачом?

— Медсестрой. Старшей медсестрой военной базы. Меня зовут Катарина.

Жанна надеялась разыскать здесь хоть какие-нибудь улики. Но она нашла кое-что получше. Свидетеля. Человека, который все видел своими глазами. И по какой-то причине не пожелал покинуть крепость.

— Здесь рождались дети?

Жанна решила идти напролом — времени на блуждания вокруг да около у нее не было.

Медсестра ответила не задумываясь, все тем же механическим голосом:

— В Кампо-Алегре был госпиталь. Здесь лечили заключенных после пыток. Чтобы не дать им умереть. В одной из комнат оборудовали подпольный роддом. Туда отправляли женщин на последних сроках беременности.

Наверное, Катарина на протяжении долгих лет не встречала белого человека. Возможно, она вообще никогда не давала никаких показаний, поскольку ни одна комиссия до нее не добралась. Но свою роль она сознавала с абсолютной ясностью: передать людям свое послание, пока ей не помешала смерть.

Это был не просто свидетель. С ними говорила пифия.

Теперь Жанна лучше разглядела женщину. Глазницы так глубоко ввалились, что глаз не было видно. Кожа да кости. Всю плоть пожрало время. С помощью джунглей. И безумия…

— Им давали доносить ребенка, — продолжила медсестра.

— Как с ними обращались?

— Лучше, чем с остальными. Солдатам нужны были их дети, понимаете? Но наручников с них не снимали. И черной повязки с глаз — ни ночью, ни днем. Их допрашивали и пытали. До последнего дня. Охраняли с собаками. Эти женщины жили в аду. И рожали детей в аду.

— Вы помните их имена?

— Здесь не было имен. Только номера. В них не видели людей. Только производительниц младенцев. У детей тоже не было имен. И они здесь не задерживались. Об этом заботились врачи и солдаты. Фабриковали свидетельства о рождении… Эти дети рождались здесь только физически. На свет они появлялись потом, в приемной семье.

— Роды принимал врач?

Катарина усмехнулась:

— Вы плохо представляете себе, что такое Кампо-Алегре. Какой еще врач? Солдатня ненавидела беременных женщин. Их нельзя было насиловать. Ими надо было заниматься. Никакого удовольствия. И тогда они придумали игру.

— Какую игру?

С самого начала разговора Катарина ни разу не шевельнулась. Так и сидела, уложив руки на колени. Ее седая голова и бескровные пальцы отсвечивали в полумраке комнаты розовым.

Внезапно Жанна все поняла. И то, почему медсестра оставалась неподвижна. И то, почему ее поза казалась такой напряженной. И то, почему не блестели ее глаза. Катарина была незрячей. Неужели ее ослепили? Слепая прорицательница… Мистика какая-то. В Античности лучшие рассказчики и гадатели тоже были незрячими. Гомер, Тиресий…

— Они заключали пари на ребенка — кто родится, мальчик или девочка. Когда подходило время схваток, они забирали женщину и уводили ее в специальное помещение. У них там стояли сельскохозяйственные машины.

Жанна пыталась сглотнуть комок в горле, но у нее не получалось. Тьма проникла ей в горло, иссушив его. У себя за спиной она ощущала присутствие Феро, остолбеневшего от услышанного.

— Зачем… Зачем им понадобились машины?

— Для тряски. Они привязывали женщину к трактору и включали мотор. Чтобы ускорить роды. И делали ставки. Если бы вы только слышали… Женщины стонали. Солдатня хохотала. И все перекрывал грохот машин. Это был кошмар.

— И что они делали с детьми?

— Я ведь вам уже сказала. Их забирал врач.

— А… А мать?

— Убивали. На месте. Первым звуком, который слышал ребенок, был хлопок выстрела.