Танец меча - Емец Дмитрий

— Кто спорит? — согласился Матвей. Он что-то быстро сунул в кувшин и торопливо

заткнул винной пробкой, найденной во дворе, в урне.

— Что это было? — забормотал джинн, тщетно пытаясь найти в пробке хотя бы малейшую щель. — Что ты туда кинул?

— Ничего.

— Нет, ты что-то бросил. Я видел!

— Да ничего я туда не кидал! — заявил Матвей. Ирка засмеялась. Она только что сообразила, что

джинн может видеть все в мире — вообще все, кроме того, что находится в закрытом кувшине. В его кув­шине! И это приводит его в бешенство.

— Ты врешь, человек! Не смей врать! Смотреть в глаза! — взвизгнул джинн. — Я видел: ты бросал, зна­чит, ты бросал! Что это было? Перстень повелителя джиннов? Отвечай, негодник!

Багров таинственно улыбнулся.

— Может, да, а может, нет. Не помню. Джинн попытался его подзеркалить, но встретил

стеклянную стену. От злости он раскалился и при­нялся летать по коридору, выжигая обои.

— Нет, он туда что-то бросил! — скулил он. — Что-то кинул в мой кувшинчик! О, я вижу это по его наглым бесстыжим глазам!

— Открой да и посмотри! — посоветовал Багров.

— Ага! А ты меня закроешь, да? Отвечай, мерзкий хитрый тип! Это же твои уловки?

— Уловки-то уловки, но ты не знаешь, что в кув­шине. И никогда не узнаешь! — спокойно ответил Багров.

— А-а-а! — заорал Эйшобан. Он стал совсем крас­ным. Таким красным, что и прозрачность утратил. — Была не была! А вот и узна-а-а-аю!

Он выдернул пробку, с хохотом сжег ее взгля­дом и крикнув: «Что, съел?», решительно ввинтился в кувшин. Матвей достал из кармана другую пробку и старательно заткнул горлышко. Из сосуда успел еще донестись леденящий душу вопль.

— А-а-а! Напомни мне, как тебя зовут, я буду тебя проклина-а-а-а-ать!

— Готово, — сказал Матвей. — Главное, чтобы не оставалось зазоров, а то пролезет. Постепенно, но просочится.

— Где ты так научился разбираться в джиннах? — спросила Ирка.

— Я разве не рассказывал? У Мировуда жил джинн. Слабенький, но противный. Вечно пакостил. То дверь изнутри закроет, то проснешься в гробу, а он все кости расшвырял, — буркнул Матвей.

Ирка с ужасом взглянула на Багрова. Она, ко­нечно, слышала, что некромаги спят на костях сво­их предшественников, но никогда не думала, что и Матвея заставляли делать то же самое.

— В общем, противный был старикашка. Вечно мы за ним гонялись, — торопливо закончил Матвей, сообразив, что сболтнул лишнее.

— А что ты положил в горшок? — заинтересовал­ся Меф.

— Перстень повелителя джиннов, — хмыкнул Ба­гров.

— А орал он чего?

— Да на радостях.

— На радостях так не орут.

— Ну хорошо… Видел, я яблоко ел? А огрызок в кувшин сунул, — небрежно сказал Багров.

Прасковья долго уже, не отрываясь, смотрела на Матвея. Приглядывалась к нему без смущения, как приглядываются к чему-то новому, вызывающему любопытство.

Подчиняясь шепоту Ромасюсика, Зигя вразва­лочку подошел к Матвею и, неожиданно схватив его сзади двумя руками, поднял. Матвей оказался в двух метрах от пола.

— А ну отпустил меня! — рявкнул Багров.

— Дядя, не киси, позялуста! Мне мама велела! — робко попросил Зигя.

— Не пугай его, а то уронит! — хихикая, преду­предил Ромасюсик.

Зигя пронес Матвея через всю комнату и поста­вил рядом с Прасковьей. Впервые Багров видел вос­питанницу Лигула так близко. Худая, как мальчик. Бледное лицо, широкие скулы, пунцовый росчерк обветренных губ. Несимметричные, неправильные глаза смотрели не на лицо Матвея, а на его грудь.

— Чэо эо? — произнесла Прасковья с усилием.

— А? — непонимающе переспросил Багров.

— Госпожа начальница желает знать: что нахо­дится у тебя в груди, человек? Отвечай, или будет плохо! — тоном прислуживающегося полицая пере­вел Ромасюсик.

— По-моему, ее вопрос был короче, — заметил Багров.

— Не сметь перечить госпоже начальнице! — взвизгнул шоколадный юноша и вдруг застыл сол­датиком, вытянув руки по швам.

— Не обращай на Ромасюсика внимания! Его мозг остался в Тартаре! — сказал Ромасюсик, тара­щась на Матвея засахарившимися глазами. — Что у тебя вместо сердца и почему я не могу на это смо­треть? Оно такое яркое, что обжигает глаза!

Прасковья протянула руку. Худые пальцы с обку­санными ногтями коснулись груди Матвея напро­тив сердца. Продолжалось это несколько секунд, не больше, потом Прасковья отдернула руку и испуган­но посмотрела на свои пальцы.

— Как горячо! Как ты с этим ходишь: оно же тебя сожжет? — удивленно спросила она.