Детская книга - Акунин Борис

Как это некстати! Без великого сыщика Райское Яблоко добыть не удастся. Значит, с 1914 годом ничего не выходит. Неужто профессор заставит отправиться во времена Ивана Грозного, да еще через могилу? Бр-р-р…

Весь во власти печальных мыслей, Ластик сам не заметил, как вышел на Маросейку. Перебежал на другую сторону, благо никакого светофора на перекрестке не было, и собирался нырнуть в переулок, как вдруг услышал, совсем близко, визгливый крик:

— Вор! Держи вора! Сударь, он у вас часы вытащил!

Пузатый господин в белом полотняном пиджаке обернулся, захлопал себя по карманам.

А кричал другой — долговязый, в темно-синей форме без погон и фуражке с кокардой (чиновник, догадался Ластик).

Чиновник показывал пальцем на мальчишку, топтавшегося подле толстяка. Это был смуглолицый, кудрявый паренек в красной рубашке из переливчатого шелка. Он запросто мог бы убежать, но вместо этого скорчил плаксивую физиономию и закрестился:

— Брешете, дяденька! Не брал я, вот те крест святой!

— Нету часов! — ахнул пузатый. — Золотых! С боем! «Павел Буре»! Держи его!

И крепко схватил черноволосого мальчишку за ворот.

— Не брал я! — надрывался тот. — Как можно — чужое брать!

— Да они у него в кулаке зажаты! — показал синий. — Я видел!

Вокруг собралась кучка зевак, но почти сразу же и рассосалась. Похоже, поимка воришки здесь была делом обычным и неинтересным. А Ластик задержался — он такое раньше только в кино видал.

Предполагаемый карманник разжал кулак — в нем ничего не было. Показал второй — тоже пусто.

— Но… Но я собственными глазами видел! — растерялся чиновник. — Клянусь вам!

Толстяк заозирался по сторонам, крикнул:

— Полиция! Полиция! Вот черти, когда надо — не дозовешься.

Но это он ошибся. От церкви, придерживая саблю, бежал милиционер, то есть городовой. Не тот, которого Ластик видел во дворе своего дома, — другой.

Пострадавший и свидетель, перебивая друг друга, принялись излагать, как было дело. Мальчишка помалкивал — только всхлипывал и размазывал по лицу слезы.

Ластику стало его жалко. Может, синий ошибся?

— Обыскать его, мерзавца! — потребовал владелец часов. — Запрятал куда-нибудь.

Городовой кивнул:

— Это мы мигом!

И взялся за дело.

Присел на корточки, принялся ощупывать паренька.

Тот бубнил, давясь рыданиями:

— Грех вам, господа, сироту обижать.

Слезы из его глаз лились прямо ручьем.

Страдалец встретился с Ластиком взглядом и вдруг отчебучил: оскалил зубы, между которыми блеснул кончик золотой цепочки, да еще подмигнул, но слезы при этом течь не перестали.

— Нету, господа, — объявил городовой. — У меня рука хваткая. Были бы — сыскал бы.

— В участок его. Тряхнуть как следует, — потребовал толстяк.

И чиновник тоже не унимался:

— Я, слава богу, в здравом уме и на зрение не жалуюсь. Может, он за щеку сунул?

— А ну, разинь рот! — велел мальчишке полицейский.

Сам раздвинул ему губы, полез своими толстыми пальцами. Всё, пропал, подумал Ластик, морщась.

— И во рту нету. — Городовой развел руками. — Прощения прошу, господа, но, похоже, обмишурились вы. В участок сопроводить не могу, потому против закону. За отсутствием присутствия покраденного предмета.

Взял под козырек и воришку выпустил. Тот, не дожидаясь конца препирательств, дунул за угол Петроверигского переулка. И только теперь, глядя в спину убегающему, Ластик сообразил. Цыганенок! Красная рубашка! Кудлатый! Уж не за этого ли жулика принял его дворник Рашид?

Бросился следом за ловкачом. Во-первых, через Петроверигский тоже можно было попасть к Солянке. А во-вторых, любопытно — куда ж он часы-то дел?

В переулке мальчишки не было. Как это он взял да исчез?

Ластик растерянно прошел несколько шагов, и вдруг из-за водосточной трубы навстречу ему выскочила фигурка в красной рубашке.

— Ты чего за мной ушился?

Черные глаза смотрели угрожающе. Парнишка оказался одного с Ластиком роста, но, пожалуй, года на два постарше.

— Ты куда часы дел? — шепотом спросил Ластик и оглянулся. — Они ж у тебя во рту были!

— Сглотил, — могильным голосом ответил мальчишка. — Теперя вот помираю. Все кишки цепкой перемотало. Слышь, как из брюха тикает? Прощай, белый свет. Прощайте, люди добрые. Не поминайте лихом бедного сиротку. Ой, ой!

Согнулся пополам, жалостно застонал.

— Врача надо! — вскинулся Ластик. — «Скорую помощь» или как она тут у вас называется! Я сейчас!

Повернулся бежать на Маросейку, но воришка схватил его за рукав.

— Куды, скаженный? Глянь, чего покажу.

Он засунул себе пальцы в рот — глубоко, по самое запястье. Вытащил — между большим и указательным была зажата цепочка. Потянул — и между зубов появилась золотая луковица, влажно заблестела на солнце.

— Правда проглотил! — ахнул Ластик.

— Это что. Я, если надо, могу полшпаги проглотить, — похвастался трюкач, вынув часы изо рта. Протянул пятерню. — Поручкаемся? Петух.

Когда Ластик понял, что мальчик так знакомится и что Петух — это его кличка, то ответил на рукопожатие и улыбнулся:

— А я Эраст.

— Ух ты, на кой у тя железки во рту? — уставился на брэкеты Петух.

— Это чтобы зубы выпрямились.

— А-а. Слышь, Эраст-грош-подаст, у тя звон есть?

— Что?

— Ну, деньги есть? С утра не жрамши, пузо подвело.

Такому только покажи золотую монету, подумал Ластик и помотал головой.

— Беда, — вздохнул Петух, садясь на корточки и обтирая мокрые часы об штанину. — Я коли перед атандой не пожру, в нутре урчит — жуть до чего громко. Чертяка мне за это ухи дерет. А паллукич магар еще когда отдаст.

В этой реплике Ластик не понял ничего. То есть совсем.

Пользуясь тем, что воришка занят разглядыванием добычи, открыл унибук и зашептал в него.

На слово «атанда» компьютер отреагировал тремя вопросительными знаками, на «паллукича» тоже. Только про «магар» сообщил:

МАГАР — на воровском жаргоне конца 19 — начала 20 века «добыча, доля в добыче».

— Ты чё это шепчешь? — подозрительно спросил Петух. — Чё у тя там, в книжке? А ну покажь.

Ластик перелистнул страницу, показал:

— Да ничего, просто учебник. А кто это — пал-лукич?

— Пал Лукич. Пес лягавый, что меня шмонал. Чай не за христа-ради отпускает. Я ему хабар, — (Петух показал на часы), — он мне магар. Жадный только, сволочь. Мало дает.

Он всё не сводил глаз с учебника.

— Хорошая книжка. Не драная. Слышь, Эраст-ушаст, толкнем ее, а?

— В каком смысле?

На всякий случай Ластик спрятал унибук за спину.

— Ну, на толкучку снесем. Я человека знаю, он полтинник даст. Да хоть бы двугривенный. Пирогов с требухой потрескаем, кваску попьем. Я вижу, ты парень свой, хоть и гимназер.

Тут Ластик и вовсе насторожился.

— Я не гимназист, я реалист. А без учебника мне нельзя.

Петух презрительно сплюнул:

— Реалист — в брюхе глист. Эх ты, жадюга кривозубый.

И вдруг щелкнул Ластика по носу, да так больно, что в глазах потемнело. А подлый воришка выдернул из руки ошеломленного собеседника книгу и пустился наутек — обратно, в сторону Маросейки.

— Стой, гад! Отдай! — закричал Ластик.

Кинулся вдогонку, утирая рукавом сочащуюся из носа кровь.

Внезапно Петух и вправду остановился. Наверно, сообразил, что на Маросейке скорее всего еще стоят те двое, толстяк и чиновник. Новый скандал ему ни к чему.

Обманщик вынул из кармана какой-то блестящий шарик, с размаху швырнул его себе под ноги. Полыхнула вспышка — такая яркая, что Ластик зажмурился. А когда снова открыл глаза, увидел лишь густое облако ярко-розового дыма. Петуха не было.

Что за чудеса! Ластик вспомнил, как городовой тогда во дворе кричал: «Ништо, теперь под землю не провалится!» А Петух и вправду — взял да исчез.

Приехали… Мало того, что Эраста Петровича нет, так еще унибук пропал.

Это уж совсем караул.

Все же выбежал на Маросейку. Синего чиновника и господина в белом пиджаке не было, а вот Петух, оказывается, ни под какую землю не провалился — впереди мелькала красная рубашка, быстро перемещаясь в сторону Политехнического.

Ластик бросился следом.

Угнаться за Петухом, ловко рассекавшим негустую толпу, оказалось непросто. Не отстать бы, и то хорошо.

Воришка оглянулся, заметил погоню и припустил с удвоенной скоростью. Ластик стиснул зубы, соскочил на мостовую, чтоб не мешали прохожие. Упускать унибук было никак нельзя.

Вот и площадь, где Политехнический музей, сквер и памятник героям Плевны. Музей и памятник были на месте, сквер тоже, но за ним, до самой Солянки, раскинулся рынок — обширное пространство, сплошь забитое прилавками, навесами и маленькими палатками, над которыми возвышался огромный полосатый шатер. А напротив, заслоняя Китай-город, высилась зубчатая крепостная стена.