Детская книга - Акунин Борис

Он давно покинул отряд чересчур осторожного графа Гуго и присоединился к храбрецам лотарингского герцога Годфруа, под знаменем которого стяжал славу и богатство: боевого коня, на которого садился только в день церковных праздников, да хорошие доспехи, да мула с поклажей.

За славный бой близ Дорилеи великий Годфруа пожаловал Тео в рыцари и подарил золоченые шпоры, снятые с одного из павших. Теперь сын копейщика именовался «мессиром де Дорном» и вел под своим сине-красным значком отряд из тридцати пяти лучников.

Охваченное благочестивым нетерпением, крестоносное войско сразу же ринулось на штурм, но гарнизон арабского военачальника Ифтикара стоял крепко, и многие христиане в тот день сложили головы под неприступными стенами. Одни говорили, что нельзя было идти в священный бой тринадцатого числа, да еще в понедельник. Другие сетовали, что надо было построить осадные башни и запастись достаточным количеством лестниц.

Почти достигнув цели, армия оказалась на пороге гибели. Деревни вокруг были разорены, немногочисленные колодцы отравлены, доспехи так раскалились под июньским солнцем, что кожа покрывалась волдырями, а из Египта на выручку осажденным спешила огромная сарацинская армия. Горячий ветер из пустыни сыпал в глаза песок и пах смертью.

Но Годфруа и прочие полководцы не пали духом, потому что вера их была велика, а сил отступать к морю все равно уже не осталось.

Крестоносцы построили три перекатных башни. Потом все — принцы, рыцари, простые воины — обнажив головы и разувшись, с пением молитв обошли вокруг города. Сарацины смотрели с высоких стен на скопище воющих оборванцев и покатывались со смеху.

Штурм начался в ночь со среды на четверг.

В трех местах к стенам подползли деревянные башни, и закипела битва. Осаждающие дрались весь день и половину ночи, но так и не сумели перекинуть на стену хотя бы один мостик.

Ночью, незадолго до рассвета, рога затрубили отступление. Мусульмане, торжествующие победу, но тоже выбившиеся из сил, потянулись на ночлег, оставив лишь дозорных. И тут, будто и не было целого дня изнурительных боев, крестоносцы разом повернули и одним махом вновь вскарабкались на башни.

Тео и его лучникам было назначено сидеть на той из них, что штурмовала Иерусалим с севера. Много часов они стреляли по защитникам через бойницы. Но когда храбрый Литольд де Турне первым перескочил на крепостную стену, Тео, не совладав с жаром в крови, бросился за ним, и лучники хлынули за своим командиром, обгоняя неповоротливых латников.

В грудь Тео, защищенную не железной кольчугой, а всего лишь кожаным панцырем, ударил камень из пращи. Рыцарь упал без чувств и не видел, как бежали охваченные ужасом защитники крепости.

Должно быть, Господь пожалел родоначальника фон Дорнов: из-за ушиба Тео пролежал три дня и поэтому не участвовал в страшной резне, опозорившей христиан на весь восточный мир.

Когда же Тео поднялся, герцог за храбрость дал ему награду — право выбрать в вечное владение любой надел длиной и шириной в две тысячи локтей, если земля под стенами Священного Города, а если в отдалении, то длиной и шириной в час скачки на свежем коне.

Тео, конечно, захотел участок поближе к Гробу Господню. Однако, пока он оправлялся от раны, вся хорошая земля досталась другим, и ему пришлось довольствоваться голым трехглавым холмом, на который никто не позарился. Холм этот находился к северо-востоку от Храмовой Горы, в двух полетах стрелы от городской стены, и отчего-то пользовался у местных жителей дурной славой.

Не раз и не два обошел рыцарь де Дорн свою долю Святой Земли, прикидывая, может ли тут быть вода. Непохоже: земля была ссохшаяся и растресканная, без единой травинки.

Один из его лучников, Жан-Ноздря, обладал драгоценным талантом чуять под землей воду. Этот дар не раз спасал товарищей от мучительной смерти в иудейских горах, на первый взгляд совершенно безводных, но на самом деле изрытых подземными источниками. Вот и теперь вся надежда была на Жана.

Он долго ходил вокруг подножия и по склонам, держа в руках ветку терновника, который чуток на влагу.

Сначала Ноздря лишь качал головой. Потом заметили, что лучник все время возвращается к одному и тому же месту — самой высокой и самой лысой из трех вершин, на которой даже колючки не росли.

— Может, там что-то есть, не знаю, — неуверенно пробормотал Жан и пожал плечами, сам понимая, что на макушке холма воде взяться неоткуда.

Делать нечего, Тео велел рыть. И сам тоже взялся за кирку. Такое у него было правило: всегда делать то же, что делают его люди. Может, из-за этого правила лучники и полезли за ним на иерусалимскую стену, над которой витала смерть.

Врылись на три локтя, на пять, на десять. Почва оставалась сухой, и Тео уже хотел под каким-нибудь предлогом отослать Ноздрю подальше, чтоб товарищи с досады не переломали ему кости.

Но тут из земли показался кусок дерева, очень старый и до того задубевший, что заступ не оставил на нем даже вмятины. Откуда бы здесь взяться дереву?

Стали рыть дальше.

Деревяшки попадались еще, и такие же крепкие, а воды всё не было.

Де Дорн в очередной раз ударил киркой по глине, и ему показалось, что из-под ног брызнули искры — будто из-под кузнечного молота на наковальне.

Рыцарь наклонился, разгреб рукой пыль и увидел что-то маленькое, круглое, переливавшееся всеми цветами радуги.

— Что же это было? — нетерпеливо воскликнул Ластик, потому что профессор замолчал.

— Райское яблоко.

— Это из которых бабушка варит варенье? — недоверчиво спросил шестиклассник.

У бабушки на даче райских яблок было полным-полно. По виду и вкусу они совсем как настоящие, только маленькие, будто игрушечные.

— Да, находка рыцаря де Дорна выглядела именно так — и по форме и по размеру. Золотисто-розовый шарик размером с крупное райское яблочко. — Ван Дорн показал величину большим и указательным пальцами. — Очень твердый, холодный и нестерпимо сверкающий на солнце.

— Алмаз, да? — догадался Ластик.

— Во всяком случае, так решил Тео. Он отнес драгоценный камень купцам, которые скупали у крестоносцев добычу, и купцы подтвердили: это очень большой алмаз необычной, радужной окраски весом в 64 кирата. «Кират» — арабское название семени рожкового дерева, современные ювелиры называют эту единицу измерения, равную одной пятой грамма, «каратом». Левантийский торговец предложил рыцарю тысячу золотых, а генуэзец — десять тысяч. Но Тео не продал яблоко торговцам, а отдал рыцарю Аршамбо де Сент-Эньяну, одному из будущих основателей могущественного ордена Тамплиеров. Взамен наш преступный предок получил сто кусков драгоценного индийского шелка и, вернувшись на родину, построил на вырученные за шелк деньги замок Теофельс, родовое гнездо Дорнов.

— Но почему вы называете Тео преступным?

— Потому что он отрыл Райское Яблоко! — трагическим голосом произнес специалист по Неизученным Наукой Явлениям и содрогнулся. — Это действительно было райское яблоко — то самое, о котором говорится в Библии. У вас в школе, наверное, преподают Закон Божий, или как это в нынешней России называется? Помните, как сказано в Священном Писании: «Только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть»? Современные умники любят порассуждать о том, что библейский «запретный плод» — это иносказание, символ соблазна и опасного любопытства. Но это действительно был Плод. И все злосчастья человечества начались, когда Адам и Ева его сорвали.

— А что в нем такого опасного, в этом яблоке?

Профессор кинул на Ластика взгляд, полный сомнения, словно не был уверен, сможет ли тот понять.

— Известно ли вам, мой дорогой родственник, что Добра и Зла в мире поровну, грамм в грамм? Именно поэтому мир все время балансирует между двумя этими энергетическими полюсами, качаясь то одну, то в другую сторону. Когда баланс кренится в сторону Зла, происходят страшные войны, эпидемии и природные катастрофы. Но если вы смотрите телевизионные новости, то не могли не заметить, что несчастья на свете происходят гораздо чаще, чем светлые и радостные события. Знаете, почему?

Когда слушатель помотал головой, мистер Ван Дорн, понизив голос, сообщил:

— Потому что с некоторых пор Зла на земле стало на малюсенький кусочек больше. Собственно, даже известно на сколько именно — на шестьдесят четыре карата.

Ластик ахнул.

— Так Запретный Плод — это…

— Квинтэссенция Зла. Невероятно концентрированный заряд злой, разрушительной энергии. Пока он находился под надежным присмотром, в Райском Саду, вселенная благоденствовала. Когда же Райское Яблоко вырвалось на свободу и покатилось по свету, началась История Человечества, которая по большей части состоит из злодейств и преступлений. Два тысячелетия назад, ценой великой, невозвратной жертвы Запретный Плод был укрощен и зарыт в земле — на некоем лысом холме, что находился за северо-восточной стеной города Иерусалима. Сверху разрушительное яблоко было запечатано обломками окровавленного креста. Вы понимаете, мой юный друг, о чем я говорю?