Квартирный вопрос, или Байки черного маклера - Веденская Татьяна

Первый ключ в моей жизни мне достался от квартиры на «Белорусской». Большой серый дом, трехкомнатная квартира, совершенно пустая, с огромными окнами, из которых виден порядочный кусок Москвы. И ядовитая змея Ленинградского проспекта извивалась причудливо, обжигая светом фар и фонарей. Тогда еще на проспекте был бульвар с деревьями, по которому можно было гулять. Я показывала квартиру, а коллега Федор увязался за мной.

– Может, потом посидим поболтаем? – предложил он, а я, как сейчас помню, восприняла его предложение за чистую монету. Мы же с ним постоянно сидели и постоянно болтали. Как и с Юрой, кстати. Ну, подумаешь, поболтаем и посидим на «Белорусской». И только когда он приблизил свое лицо к моему и случился поцелуй, я предположила, что болтать мы будем не так интенсивно.

– Ты что? – удивилась я.

– Танька, ты такая классная девчонка! – пояснил он, продолжая эротический процесс.

Федор был симпатичным молодым человеком, крепким профессионалом, имел лихой вид, так что я возражать не стала. Хоть это и был первый мой сексуальный опыт после «семейной жизни». Ковролин, кстати, нам не понравился. Все-таки надо оставлять в квартире хоть какую-то мебель, учитывать возможные деловые переговоры. Риелтор – тоже человек.

Романа у нас с Федором не получилось, хотя мы были исключительно приятны друг другу. Прежде всего наши отношения не сложились потому, что мы были риелторами. А это значило, что графики нашей любви исключительно конфликтовали с рабочими графиками. Мы порывались встречаться, но то у него была сделка, то у меня показ квартиры или поход в ЖЭК, а рисковать потенциальной комиссией ради друг друга мы почему-то не стали. Позже у меня началась большая сделка по расселению, и мне было вообще ни до чего. Так прошло какое-то время, и потом, случайно столкнувшись в офисе, мы вдруг поняли, что возможность упущена.

Но именно после этого случайного, по сути, эпизода я вдруг обнаружила себя живой. Я вдруг осознала, что хоть я и сгорела без остатка в свое время, потеряв все, чего у меня никогда и не было, и похоронив себя заживо, теперь вдруг я, против даже собственной воли, возрождаюсь из пепла, как птица Феникс. Я, прошедшая через огонь, огонь и еще много огня, забитая, испуганная девочка, которую бьет муж, которую презирает брат, над которой насмехается его жена, которую считает неудачницей собственная мать, – я снова хотела кого-то любить. Что может быть более глупым? Что может быть более естественным?

Однако это желание любить меня испугало. Я не ждала от любви ничего хорошего. Я просто не могла справиться со своими гормонами.

Но я боролась с собой. С переменным успехом я улыбалась кому-то, кто улыбался мне, я пряталась от своих чувств или осторожно пыталась идти им навстречу. Только для того, чтобы снова убежать в надежное убежище нашей с Маргаритой комнаты.

– Кому ты нужна с ребенком? – говорила жена моего брата, и я была с ней согласна. Кому я вообще нужна? Я старалась никому не верить и не делать из любви большой проблемы. Но 18 января девяносто восьмого года, за пару месяцев до Маргаритиного трехлетия, я снова сошла с ума. А ведь я так рассчитывала, что после сумасшедшего брака и жуткого, болезненного развода буду умнее. Впрочем, чего возьмешь с пьяной женщины?

Этот день я не забуду никогда. Хотя выпила я столько, что, казалось бы, помнить что-то технически было невозможно. Был день рождения Диляры, моей лучшей, любимой подруги. Были все наши. Юра выпил много, пел под гитару «Глухари на токовище», его фирменный хит. Федор заехал на минуточку и исчез. Были какие-то еще люди, старые Дилины друзья. Было весело и здорово. Я тоже пела, отбивая ритм, в основном «Мохнатый шмель» и «Плот» Юрия Лозы. Маргарита отплясывала с Дилиным сыном, на ней было красное платье-шотландка, она налопалась салата и наслаждалась происходящим. И вдруг…

За этим «вдруг» наступило событие, изменившее всю мою жизнь. Я помню, как открылась входная дверь и в прихожую вошли двое мужчин. Откуда они взялись – сказать трудно. Один – старый Дилькин друг, случайно вспомнил о ее дне варенья, а второй просто так прибился к нему, за компанию. Оба они, и старый друг, и второй, прибившийся, были уже в изрядном подпитии. Старый друг стоял и прижимал к себе именинницу, обливаясь пьяной умильной слезой, и разглагольствовал о том, «сколько лет, сколько зим», и что «совсем потерялись». А второй стоял рядом, в зеленом пальто и черной шерстяной кепке, улыбался и смотрел на меня. Я же вцепилась вдруг в руку сидящей рядом Марины, еще одной Дилиной подруги, и произнесла: