Механизм жизни - Валентинов Андрей

– …князь Гагарин…

Гагарин?! Ранее Эминент не встречался с хозяином дома лицом к лицу. Но присутствие Посвященного в зале он бы ощутил еще на лестнице. Кто это? Статный красавец в темно-синем мундире обер-гофмейстера. Да ему и сорока нет!

– …директор Императорских театров. Стараниями Сергея Сергеевича в Петербурге построили Александринский театр и открыли театральное училище…

– Сердечно рад, ваше сиятельство. Знатный род поддерживает свою славу достойными деяниями. Вы приходитесь родственником хозяевам дома?

– О, вне сомнений. Но родовое древо Гагариных разрослось так пышно, что я не хотел бы утомлять вас вычислениями степени нашего родства. Кстати, барон! А вы, в свою очередь, случайно не родич того самого фон Книгге? Я имел удовольствие читать его «Reise nach Braunschweig». Смеялся, как ребенок…

– Отвечу вам вашими же словами: о, вне сомнений! Но к чему утомлять вас вычислениями степени нашего родства с покойником?

Оба расхохотались, довольные друг другом.

– Славу рода составляют дела его отпрысков. Уверен, барон, книги вашего предка будут читать и наши потомки…

Лица, мундиры; шелест платьев, блеск драгоценностей.

– Это честь для меня…

– Давно ли вы в Петербурге, господин барон?..

– …неп’еменно посетите! З’елище фее’ическое…

– Ах, баронесса! Мы так соскучились по парижским новостям!

Четверть часа, и процедура представления завершилась. Гусарский полковник, большой любитель рейнвейнов, уверился, что нашел в лице барона истинного знатока. Шатаясь, он увлек фон Книгге к окну, дабы немедленно обсудить достоинства урожаев 1775 и 1786 годов. К счастью, поддерживать светский разговор на любую тему не составляло для Эминента труда.

• – Зеленых рюмок двинут строй
• Из стран, где Рейн вдохновенный
• Бушует грозною волной,
• Вот он, веками освященный,
• Йоганнисбергер золотой!

Запах смерти усиливался. Болезнь? Старость? Несчастный случай? Дуэль? Яд? Нет, здесь пахло иной, особой смертью. Той, что является по вызову из киноварных чертогов – и не спешит вернуться обратно, не насытившись. Такую смерть не обмануть личиной чужого тела, от нее не укрыться за кисеей заемного существования; не заговорить, как простенькую, гулящую смертушку от пули или клинка.

Встречу с ней можно отсрочить, но не избежать.

Эминент слышал о Посвященных, заключивших договор с собственной смертью. Это было трудней, чем слетать на черте из Мадрида в Стокгольм, и опасней демона в табакерке. Подписав контракт с жертвой, временно получавшей статус хозяина, смерть верно служила у человека на посылках. Корми меня, выгуливай, позволяй дышать, и ты неуязвим. Словно живой любовнице, ей давали женские имена: Беатрис, Анна, Хелена. Суеверие? охранный заговор? – фон Книгге не знал.

Сам он даже не пробовал сделать что-нибудь подобное. Здесь ему был поставлен предел – и хорошо, потому что не мясу играть с тигром. Неужели Гагарин из этих, смертновластных?

Вокруг свечей мерцали густо-фиолетовые ореолы. Хрусталь люстры налился дымом, канделябры надели траур теней. Голоса звучали шорохом палой листвы. Украшения на дамах вспыхивали зарницей, рдели каплями крови.

Гости – не видя, не слыша, не чуя – подспудно нервничали. Сквозь светский лоск нет-нет да и прорывался безотчетный страх. Во взгляде, в повороте головы; в дрожи руки, пролившей шампанское. В визгливом, громком возгласе:

– …терпкость! В рислингах она бывает чрезмерна!

– В 75-м, полковник, приказ о сборе урожая опоздал на две недели. И был собран виноград, пораженный благородной плесенью…

– Это легенда!

– Я слышал об этом от очевидцев…

– Очевидцы? Ха!

Кипятясь, гусар притопнул ногой. Звякнули шпоры со щегольскими колесиками. Общую нервозность пришпорили, как норовистую кобылу, – сердца понеслись вскачь, кое-где затеялись бессмысленные споры.

– Вы абсолютно правы, полковник.

– Я всегда прав! На обеде у тайного советника Андреева рейнским обносили по два раза: к стерляди и кулебяке…

Нужно поскорее увидеться с хозяином, думал Эминент. Тогда все разъяснится. Присутствия одного из высших масонов Петербурга он по-прежнему не ощущал, но это ничего не значило. Запах смерти притуплял чувства. А разложить аккорд, звучащий в особняке, на отдельные ноты, фон Книгге не хотел: подобное считалось меж равными дурным тоном.

– Ужин скоро подадут…

Лакеи с серебряными подносами бесшумно, как призраки, скользили меж собравшимися. Директор императорских театров и молодящийся старик во фраке, похожий на восставшую из саркофага мумию, обсуждали перестановки при дворе. Троица дам терзала Бригиду, высасывая нектар парижской моды. Полковник мрачно молчал, уставясь на поднос. Рейнское отсутствовало, а выбор между шампанским и бордо сильно затруднял гусара.