Белая тетрадь - Ролдугина Софья

Сознание начинало ускользать. Я хотела закричать, но голос отказался повиноваться мне. Ладони горели огнем. Уже проваливаясь в темноту, я ощутила, как в горло скользнула горячая соленая жидкость с привкусом железа.

Я очнулась оттого, что кто-то осторожно массировал мои ладони мокрой тряпкой. Налипшая корка крови отдиралась неохотно.

— Тише, — послышался знакомый голос. — Все хорошо.

— Тантаэ…

Меня буквально вывернуло кашлем — по крайней мере, ощущения были именно такие. Я с трудом открыла глаза, разглядывая моего спасителя.

Мы располагались на лавочке недалеко от моего дома. То есть это я лежала на лавочке, а Пепельный князь сидел рядом и старательно оттирал смоченным в воде платком следы крови и угля с моих рук. Себя он, видимо, уже успел привести в порядок. Волосы были зачесаны в высокий хвост, а разорванная в драке с Максимилианом рубашка спрятана под плащом.

Драка…

— Максимилиан… Что с Максимилианом? — хрипло прошипела я. Тантаэ укоризненно посмотрел на меня и надавил на лоб, заставляя лечь обратно.

— Тише, Найта. Вам сейчас вредно разговаривать. Вот, выпейте, — он бережно поднес к моим губам пластиковую бутылку с минералкой. Я с наслаждением сделала несколько глотков. Простая теплая вода показалась мне живительным бальзамом, смывающим с языка и из памяти противный железистый привкус.

— Что с ним? — уже более внятно спросила я, делая попытку подняться. Тело мне практически не повиновалось. Тантаэ отбросил бесполезную тряпку и помог облокотиться на спинку.

— Он жив — это все, что я могу сказать. Смею надеяться, что его мучает совесть, — сухо ответил он.

— Что там произошло? — с трудом сформулировала я следующий вопрос.

Пепельный князь подозрительно сощурился.

— Вы не помните?

— Местами помню.

— Хорошо, — он вздохнул. — Князь Максимилиан, желая избавиться от солнечного яда, попытался воплотить в жизнь один из запрещенных ритуалов. Жертвой в нем были назначены вы, Найта. Я позволил себе выразить несогласие с происходящим. Имел место разговор, в результате которого Северный князь отказался от задуманного и захотел побыть в одиночестве.

Ха, теперь я, кажется, понимаю, что имел в виду Максимилиан, когда говорил «дипломат».

— Бездна… — глухо прошептала я, ошарашенная нахлынувшими воспоминаниями. — Я чуть не позволила зарезать себя на алтаре. Я почти просила его сделать это! Что за дрянь он дал мне выпить?

— Сильнодействующий наркотик, — нейтрально ответил Тантаэ. — В такой дозе — почти яд. Когда я подошел к вам, вы уже умирали. Мне пришлось принять срочные меры… — смутно вспомнилось, как он прижимал к моим губам кровоточащее запястье, и повелительное «Пейте, Найта». — Прошу прощения за свои действия, но в тот момент это был единственный выход.

Кровь шакаи-ар — универсальный антидот. Вот уж не думала, что когда-нибудь проверю это утверждение на себе.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я. — Я вовсе не стремлюсь в могилу, даже если со стороны по мне не скажешь.

Губы Тантаэ тронула чуть заметная улыбка.

— Порой мы попадаем в такие ситуации, когда сложно отличить правильное от неправильного. Вашей вины здесь нет. А Ксиль… что за смысл в жизни без души? — Тантаэ бережно стер с моего лба холодный пот кончиками пальцев, и я со всей ясностью осознала, что этот жест, болезненно-нежный и грустный, предназначался вовсе не мне. — Впрочем, я надеюсь, что он всего лишь совершил ошибку.

Я напряглась.

— Вы уже второй раз говорите о потерянной душе. Сейчас, и тогда, на поляне, — тоже. Это как-то связано с вашей религией? Ну, нельзя убивать детей или что-то в этом роде…

— И да, и нет, — спокойно ответил Пепельный князь, продолжая задумчиво гладить меня по волосам. — Если бы Максимилиан убил бы вас, то он бы изменился. Потерял бы свою суть. Душу, как говорят люди, и за неимением другого слова, я использую это.

Я бессознательным движением подтянула колени к подбородку. Ребристая спинка скамьи больно впивалась в позвоночник, но такие мелкие неудобства волновали меня меньше всего.

— Но разве это так важно?.. Он же убивал и раньше, правда? — я прикрыла глаза. От света фонарей, бьющего прямо в глаза, разболелась голова. — Даже на моих глазах он совершил с десяток убийств… Думаете, еще один труп что-либо изменил бы?

— Дело не в этом, — поморщился Пепельный князь. — Он убивал и раньше, это верно. В бою или ради пищи, или ради мести, или для развлечения… Да, он убивал. Но не детей. А еще никогда он не предавал тех, кто ему доверился. И, кроме того, — князь улыбнулся. В лунном свете глаза полыхнули насыщенным алым. — Все мы можем полюбить лишь однажды. И какой смысл жить дальше, если цена за жизнь — это отказ от чуда?

— А при чем здесь… — начала я и осеклась.

Скажи «нет», пожалуйста. Только ни за что не соглашайся.

— Ксиль открылся тебе, — медленно произнес Тантаэ, растягивая слова. — Открылся полностью, настолько глубоко, что даже мне это кажется удивительным. Сам-то он полагал, что делает это потому, что хочет добиться твоего полного доверия в кратчайшие сроки, и не заметил, как подпустил тебя слишком близко. Мы не люди, Найта, и наша любовь — это нечто совершенно другое. Любовь шакаи-ар — это одержимость, а Ксиль был одержим вами, как никем другим. Единственный шанс на спасение — с одной стороны, и ребенок, неприкосновенное существо — с другой, — он болезненно скривился. — Где уж тут сохранить ясность рассудка. Ксиль и не заметил, как ненадолго вы заслонили для него весь мир, пусть и в весьма специфическом смысле. Мне бы хотелось, чтобы эта одержимость стала настоящей любовью…

— Любовью?! — я дернулась и едва не завалилась со скамьи — голову повело. — Он специально пудрил мне мозги почти месяц! Смущал, доводил, изображал заботу! И все для того, чтобы я по уши влюбилась и добровольно легла на этот идиотский алтарь! Что вы на это скажете, а? Хороша любовь?

Меня уже трясло — от злости, или от тоски, или от того и другого вместе. Хотелось кричать — и чтобы Ксиль пришел на этот крик, успокоил, объяснил, что все это было недоразумением…

Тантаэ оставил бесполезные попытки вставить в мою тираду хоть слово и теперь просто стоял напротив меня, скрестив руки на груди. В темно-вишневых глазах светилась насмешливая грусть. Он все понимал, этот странный князь, который готов был убить своего друга, но не дать ему совершить роковую ошибку.

— А вы потом помиритесь? — спросила я, когда сил на крик не осталось. Тантаэ дернулся. Опять лезу не в свое дело… — Извините.