Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен

– Это все, что я знаю.

Мне хочется бежать, но Финник ведет себя странно, будто потерял способность двигаться. Я беру его за руку и веду, как маленького ребенка. Через отдел спецобороны, к лифту, потом в больничное крыло. Там настоящий кавардак. Слышны распоряжения врачей, по коридорам везут раненых.

Мы едва не сталкиваемся с каталкой, на которой без сознания лежит девушка с бритой головой. Ее тело покрыто кровоподтеками и гнойниками. Джоанна Мэйсон. Она на самом деле знала секреты повстанцев. По крайней мере, один из них. И поплатилась за это.

В одной комнате я вижу Гейла, раздетого до пояса, по его лицу течет пот, в то время как врач извлекает щипцами что-то у него из-под лопатки. Ранен, но жив. Я окликаю его и хочу подойти ближе. Медсестра выталкивает меня и закрывает дверь.

– Финник! – раздается не то вопль, не то радостный возглас. Красивая, разве что слегка чумазая девушка с темными спутанными волосами и сине-зелеными глазами бежит нам навстречу в одной простыне. – Финник!

Внезапно кажется, будто во всем мире есть только эти двое, летящие сквозь пространство навстречу друг другу. Они обнимаются, теряют равновесие, ударяются о стену, и остаются там, слившись в одно целое. Неразделимое.

Я чувствую, что завидую им. Точнее не им самим, а какой-то определенности. Никто не усомнится в их любви.

К нам с Хеймитчем подходит Боггс, усталый, но невредимый.

– Мы вытащили их всех. Кроме Энорабии. Но она из Второго, ее, возможно, и не арестовывали. Пит там, в конце коридора. Скоро очухается от газа. Тебе лучше быть с ним рядом.

Пит.

Целый и невредимый – может, не совсем невредимый, но он жив, и он здесь. Далеко от Сноу. В безопасности. Со мной. Через минуту я прикоснусь к нему. Увижу его улыбку. Услышу его смех.

Хеймитч улыбается мне.

– Ну что, пойдем.

У меня кружится голова. Что я ему скажу? Да какая разница, что скажу? Пит все равно будет счастлив. Все равно покроет меня поцелуями. Будут ли они такими же, как тогда на арене, поцелуи, о которых я не смела вспоминать до этого момента.

Пит уже проснулся, он с растерянным видом сидит на кровати, вокруг хлопочут трое врачей – успокаивают его, светят фонариком в глаза, проверяют пульс. Жаль, что я не успела к его пробуждению и он не меня увидел первой. Но вот он поворачивается в мою сторону, и на его лице отражается удивление и какое-то другое, более сильное чувство, которое я не могу разгадать. Нежность? Страсть? Да. Пит отталкивает от себя врачей, вскакивает на ноги и бежит ко мне. Я лечу ему навстречу, раскрывая руки для объятий. Он протягивает ко мне ладони, хочет коснуться моего лица.

Я открываю рот, чтобы произнести его имя, и тут пальцы Пита впиваются мне в шею.

Холодный воротник натирает шею, и мне еще труднее сдерживать дрожь. По крайней мере, меня освободили из гудящей и тикающей тесной камеры, где я лежала, неуверенная, что смогу дышать, слушая бестелесный голос, приказывающий мне не двигаться. Даже теперь, когда я знаю, что довольно легко отделалась, мне кажется, будто в комнате не хватает воздуха.

Опасения врачей не подтвердились. Спинной мозг цел, дыхательные пути, вены и артерии тоже. Синяки, хрипота, боль в горле и покашливание не в счет. Все будет хорошо. Сойка-пересмешница не потеряет голос. Кто бы еще определил, не потеряю ли я рассудок? Мне пока нельзя разговаривать. Я даже не могу поблагодарить Боггса, когда он приходит меня проведать. Боггс осматривает мою шею и говорит, что солдаты на тренировках по рукопашному бою получают травмы и похуже.

Это Боггс одним ударом вырубил Пита, прежде чем тот успел меня изувечить. Хеймитч, конечно, сделал бы то же самое, если бы совершенно не растерялся. Застать врасплох одновременно и меня и Хеймитча – не просто. Нас ослепила радость. Окажись я с Питом наедине, он бы меня убил. Потому что его свели с ума.

Нет, одергиваю я себя, Пит не сумасшедший. Он «охморенный». Я слышала это слово в разговоре Плутарха и Хеймитча, когда меня везли мимо них по коридору. «Охморенный». Что бы это значило?

Прим (она прибежала, как только услышала о нападении и с тех пор не отходит ни на шаг) укрывает меня еще одним одеялом.

– Скоро этот ошейник снимут, Китнисс. Тогда тебе будет теплее.

Маме, которая ассистировала в сложной операции, еще ничего не сообщили. Прим берет мою руку, сжатую в кулак, и массирует ее, пока пальцы не расслабляются и в них не начинает циркулировать кровь. Потом берется за второй кулак, но тут появляются врачи, освобождают мою шею от жесткого воротника и делают укол для снятия боли и отечности. Как велено, держу голову неподвижно, чтобы не усугубить травму.

Плутарх, Хеймитч и Бити ждут в коридоре. Не знаю, сообщили ли они Гейлу. Видимо, нет, раз он не пришел. Плутарх выпроваживает врачей и пытается заодно выставить Прим, но та говорит:

– Нет. Если вы меня прогоните, я пойду прямо в хирургию и расскажу обо всем маме. Вряд ли она станет церемониться с распорядителем Игр, особенно когда он так плохо заботится о Китнисс.

Плутарх выглядит оскорбленным. Хеймитч только усмехается.

– На твоем месте, Плутарх, я бы не рисковал.

Прим остается.

– Что ж, Китнисс, – начинает Плутарх, – состояние Пита стало шоком для всех нас, хотя мы уже видели ухудшение в последних двух интервью. Пита избивали, и это до некоторой степени объясняло его психическую неустойчивость. Теперь ясно, что побоями дело не ограничивалось. Капитолий подверг Пита довольно необычному приему воздействия на сознание, известному как «охмор». Верно, Бити?

– К сожалению, я не знаком со всеми деталями, Китнисс, – говорит Бити. – Капитолий тщательно скрывает этот метод, но я полагаю, последствия бывают разными. «Охмор» – старинное слово, означает «обморок» или «припадок беспамятства». Насколько мы знаем, это похоже на формирование условного рефлекса страха с использованием яда ос-убийц, а он как раз вызывает помутнение рассудка. Ну да о действии яда ты знаешь лучше всех нас, тебе ведь досталось от ос на первых Играх.

Паника. Галлюцинации. Кошмарные видения гибели твоих близких. Особенность яда ос-убийц – он точно находит, где именно в твоем мозге гнездится страх.

– Уверен, ты не забыла то чувство ужаса. Вдобавок спутанность сознания, так? Невозможность отличить реальность от галлюцинаций? Большинство выживших после укусов рассказывают о таких же симптомах.

Да. Встреча с Питом. Даже когда в голове уже прояснилось, я не была уверена, действительно ли он спас меня от Катона, или мне это привиделось.

– Хуже всего, что воспоминания можно подменить. – Бити постукивает себя по лбу. – Вывести из подсознания, модифицировать и вернуть в память искаженными. Предположим, я заставляю тебя что-то вспомнить – просто говорю о каком-то событии или показываю видеозапись – и в это время ввожу тебе дозу яда ос-убийц. Не так, чтобы ты совсем отключилась, но достаточно, чтобы вызвать страх и сомнение. Мозг сам свяжет их с тем событием и поместит все в долговременную память.