Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен

– Знаешь, из тебя выйдет отличная мать.

Потом целует меня на прощание и уходит к Финнику.

Упоминание о ребенке – это сигнал: пора возвращаться к Игре. Публика и так уже начала гадать, отчего Пит не пускает в ход самый убедительный довод. Да и спонсоров не мешает растрогать.

Однако, растягиваясь на песке, я думаю: вдруг за его словами скрывается нечто большее? Намек на то, что когда-нибудь мы с Гейлом могли бы иметь детей? Если так, это был удар мимо цели. Во-первых, у меня совершенно другие планы…

А во-вторых, если кого-то из нас двоих и можно представить в роли родителя, любому ясно, это буду не я.

Погружаясь в пучину сна, пытаюсь вообразить далекий, еще не существующий мир, где нет места Голодным играм и Капитолию. Мир, похожий на луг из песенки, которую я пела умирающей Руте. Где ребенку Пита ничто бы не угрожало.

Проснувшись, я короткое время упиваюсь блаженным чувством, которое как-то связано с Питом. Понимаю, блаженство – не самое подходящее слово для человека в моем положении, ведь, судя по тому, как идут дела, уже сегодня меня ожидает смерть. При самом лучшем раскладе получится уничтожить всех (и саму себя, конечно), чтобы мой напарник стал победителем Квартальной бойни. И все же, ощущение настолько неожиданно и приятно, что я стараюсь подольше его сохранить, но колючий песок, солнечный зной и чесотка возвращают меня к действительности.

Все уже встали и наблюдают, как на пляж опускается очередной парашют. Я присоединяюсь к товарищам. Оказывается, нам снова прислали хлеб. Такие же булочки из Третьего дистрикта, что и прошлым вечером. Двадцать четыре штуки. Итого тридцать три. Каждый берет себе пять, и восемь в запасе. Мы не произносим этого вслух, но после смерти очередного участника их можно будет поделить без остатка. Шутка о том, кому достанутся запасные булочки, при свете дня почему-то не веселит.

Сколько еще продлится наш союз? Никто из нас не ожидал, что число участников уменьшится с такой головокружительной быстротой. А вдруг я ошиблась, вообразив, будто все защищают Пита? Если это простое совпадение, или заговор с целью втереться к нам в доверие, а потом убить, или не знаю что еще? А впрочем, какие могут быть «если»? Я действительно не понимаю, что происходит. Значит, нам с Питом пора уносить ноги.

Опускаюсь рядом с ним на песок, жую хлеб. И почему-то старательно отвожу взгляд. Неужели из-за тех поцелуев? Тоже мне, новость! И потом, Пит мог ничего такого и не почувствовать. Наверное, все дело во времени: его слишком мало осталось. И к тому же сейчас наши цели (что касается выживания и победы в Игре) противоположны друг другу.

После еды я беру напарника за руку и тяну к воде:

– Идем, научу тебя плавать.

Надо увести его подальше от остальных, чтобы потолковать о побеге. Главное, чтобы никто не заподозрил, что мы собрались расторгнуть союз, иначе нас тут же превратят в мишени.

Если бы я учила Пита по-настоящему, то попросила бы отстегнуть пояс, который держит его на воде, а так – какая разница? Показываю основные движения и предлагаю поплавать туда-сюда на мелководье. Поначалу Джоанна косится в нашу сторону, однако в конце концов теряет интерес и ложится вздремнуть. Финник плетет новую сеть, а Бити все возится со своим проводом. Похоже, пора.

Во время мнимого урока я кое-что заметила. Чешуйки на язвочках высохли и начинают отваливаться. Аккуратно тру свою руку песком: кожа становится гладкой и совершенно не чешется.

Подзываю Пита, и мы начинаем чиститься от надоевших струпьев. Тут-то я и выкладываю план побега.

– Слушай, вода пока спокойна. Думаю, нам пора уходить, – выдыхаю я еле слышно, хотя остальные трибуты находятся на приличном расстоянии.

Пит кивает, раздумывая над моим предложением. Прикидывает, как будет лучше для нас.

– Знаешь, что я скажу, – произносит он. – Давай подождем, пока не погибнут Брут с Энорабией. По-моему, Бити решил заманить их в ловушку. А потом, обещаю, мы немедленно убежим.

Не очень убедительный довод. С другой стороны, если удрать прямо сейчас, за нами станут охотиться целых две команды. И это не считая Рубаки, у которого вообще неизвестно что на уме. А ведь придется еще подстраиваться под ритм часов. И подумать о Бити. Раз Джоанна спасла его исключительно ради меня, то не преминет убить, когда мы улизнем. И тут я спохватываюсь: изобретателя все равно не спасти. Победителем станет лишь один из нас, и это должен быть Пит. Любые решения нужно принимать, исходя из его интересов.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Останемся, пока не погибнут профи. Но не дольше. – Поворачиваюсь и машу Одэйру: – Эй, Финник, давай к нам! Мы тут придумали, как тебя снова сделать красавчиком!

И вот уже мы втроем очищаем тела от струпьев и натираем друг другу спину, помогая стать розовыми, как здешнее небо. Потом все равно приходится наложить слой мази: кожа еще чересчур уязвима для солнца, да и в зарослях лишняя маскировка не повредит.

Бити подзывает нас к себе. Оказывается, за эти часы он и в самом деле что-то надумал.

– Думаю, вы согласны, что наша следующая задача – избавиться от Брута и Энорабии, – мягким голосом произносит он. – Вряд ли они отважатся еще раз напасть в открытую, ведь численный перевес на нашей стороне. Можно, наверное, их выследить, но это опасный и утомительный труд.

– По-твоему, они тоже разгадали секрет арены? – вставляю я.

– Если даже и нет, скоро разгадают. Может, не так подробно, как мы. Но должны же они заметить, что здесь любая угроза имеет свои пределы и что эти секторы располагаются по кругу. Тем более нашу последнюю драку прервали распорядители. Для чего? Мы знаем, это была попытка сбить нас с толку, но ведь и профи зададутся таким вопросом. Рано или поздно они смекнут, что арена – это часы, – продолжает Бити. – Поэтому я предлагаю поставить нашу собственную западню.

– Погоди, я схожу за Джоанной, – вмешивается Финник. – Она взбесится, если узнает, что пропустила такой важный разговор.

– Необязательно, – бормочу я, потому что куда уж ей больше беситься?

Но парня не останавливаю. Если вдуматься, мне тоже было бы неприятно угодить в подобное положение.

Когда Финник с Джоанной присоединяются к нам, Бити просит всех отойти чуть подальше и начинает чертить на песке. Сначала – круг, разделенный на двенадцать секторов. Это арена. Выходит не так достоверно, как у Пита, – скорее, как у человека, чей ум занят совершенно другими, куда более сложными заботами.

– Итак, на месте Брута и Энорабии, зная то, что нам уже известно, где бы вы чувствовали себя в наибольшей безопасности? – осведомляется Бити.

В его тоне не слышится ни тени высокомерия. Изобретатель говорит, как хороший учитель, пытающийся изложить урок доступнее. Может быть, роль играет разница в возрасте. Или все дело в том, что этот человек в миллион раз умнее нас всех вместе взятых.