Автоматная баллада - Уланов Андрей

– Кому вечер, а кому и ночь на дворе, – голос у «почти дедка» оказался на удивление низким. Хороший такой, густой бас, куда более ожидаемый от толстяка с шестью подбородками и пузом типа «бочонок». – Ну-ка, ночной странник, докладывай, хто таков и откуда путь ведешь?

– Токо прожектор сначала затуши, – добавили слева. – А то прям в глаза полыхает.

Швейцарец послушно выключил фару и заглушил мотор, напоследок, впрочем, успев еще раз мазнуть лучом по загадочному станкачу. Загадочности не убавилось – пулемет явно не был похож ни на одну известную Швейцарцу систему.

– Сидоров, – произнес он, снимая шлем, – Иван Петрович.

Разумеется, заготовлен у него был совершенно другой ответ, однако веселые нотки в басе «почти дедка» подтолкнули его к мысли, что в данной ситуации юмор может оказаться воспринятым лучше, чем правдоподобность.

– Хорошее фамилье, – «почти дедок» приподнял фонарь. – Ну а это, надо полагать, Сидорова Марфа Николаевна к законному мужу своему прильнула, всеми лапками уцепившись?

Мысль оказалась верной, и теперь можно было… почти расслабиться.

– Не угадали. Татьяна и вдобавок Ильинична.

– Вот оно как, – разочарованно вздохнул стражник. – И хто бы мог помыслить – выглядит-то твоя женушка ну совсем как Марфа Николаевна.

– Платить за въезд сколько, уважаемый?

– Ну, – «почти дедок», сграбастав в кулак жиденькую бороденку, задумчиво глянул на небо, словно надеялся получить нужный ответ персонально от Большой Медведицы. – Ваабче-то мы с проезжих дань не дерем, чай, не ватага из лесу, а интересы обчества блюсти поставлены. Обчество же заинтересовано, штоб добирались до наших краев почаще – будь ты хуть три раза Сидоров или вовсе Иванов. Так-то. Поспей ты до закату, въехал бы себе спокойненько, никого не тревожа. А ты ж припозднился, вишь, Федюне из-за тебя пришлось с воротом попотеть.

– Да будет вам, Дмитрий Халыч, – смущенно отозвалась белеющая рубаха. – Разве ж я вспотел?

– Не встревай! – строго произнес «почти дедок». – Да… так это я к чему…

– К дождю, наверное, – Швейцарец разжал кулак, три винтовочных патрона тускло блеснули на черной коже перчатки. – Такие вот огурчики к вашему агрегату пойдут?

– К агрегату не пойдут, – авторитетно заявил Дмитрий Халыч, сгребая протянутые патроны. – Агрегат у нас хитрый. Водились бы щас где музеи, всенепременно сдали б на предмет исторической реликвии. А вот к трехлинеечке Федюниного дядьки в самый раз будут.

«Неужели экзотика времен Гражданской? – восхищенно подумал Швейцарец. – Теоретически рассуждая, в смазке и в погребе оружие может храниться до-олго, а народ в Сибири на такие вещи запасливый. Вполне, вполне может быть… Гочкис какой-нибудь или „сен-этьен“^[14]».

– Остановиться где можно? – спросил он.

– Ежли просто – то хуть прямо здесь! – безмятежно ответил «почти дедок». – Приваливай свою колымагу к забору и располагайся. Заодно и нам с Федюней веселее будет службу нести. А вот ежли желаете комфорту, то лежит вам дорога прямо, прямо и восьмой двор по левую руку – то как раз будет наш, как допрежь говорилось, гостиничный комплекс, он же трактир и ваабче светоч всей нашей поселковой цивилизации. Да его и видать прям отсель, – Дмитрий Халыч махнул рукой вдоль улицы. – Вишь, где огни горят? В прочих-то домах мужики освещение економять, а у Бориса даже над крыльцом фонарь до самой полуночи не гаснет – шоб, значит, кто до ветру ходил, на обратном пути мимо двери не промахнулся.

– Спасибо.

– Наше вам пожалуйста. И, Сидор Иванович, – на миг опередив движение Швейцарца, добавил стражник, – ты уж как-нибудь докати свой трактор по-тихому, сделай одолжение. А то ведь подымешь на ноги весь поселок, народ и сбежится на екзотических гостей поглазеть… оно тебе надо? Вам бы с Марфой Николаевной сейчас поесть по-вкусному да поспать по-мягкому, верно я говорю?

– Неверно. – Швейцарец едва не вздрогнул, настолько внезапно для него прозвенел этот голосок. – Меня зовут Татьяна Ильинична.

САШКА

В скелетах мне всегда не по себе.

Глупо звучит, понимаю, но это факт, и я могу лишь констатировать его.

Наверное, схожие чувства испытывают люди, попав на кладбище. Обычный погост, с крестами, надгробьями и другими условными обозначениями захоронений себе подобных. В принципе скелет – тоже разновидность кладбища, но в скелетах люди ведут себя по-другому. По крайней мере, те из них, кого я имел возможность наблюдать. Возможно, разница заключена в том, что мертвецы составляют весьма незначительную часть общего фона. Или в том, что проблемы насущного выживания напрочь вытесняют из голов менее актуальные мысли. Не знаю. Лично для меня, автомата, насыщенная мертвыми механизмами территория ассоциируется именно с кладбищем. Пусть даже подавляющее большинство этих механизмов не состояли со мной в прямом родстве и вообще навряд ли были столь же разумны. Металл – не водица, и на этом кладбище домашних механизмов я чувствую себя паршиво.