Иди куда хочешь - Олди Генри Лайон

Цари! Владыки! Талдычат бхут его знает о чем, а ты тут валяйся на полу кулем дерьма…

— Что ты намереваешься делать, опора рода? — тихо спросил Слепец, и Грозный втайне порадовался, что внук не спросил больше ни о чем.

— Я собираюсь одолжить у тебя Первого Колесничего. Ненадолго. Чтобы искупить свою вину соответствующим возвышением. Я намерен отправить его во главе посольства в земли ядавов.

— Ядавов? Отправить послом?! Зачем?! И к кому?!

— Разреши мне умолчать об этом. И без того слишком много случайностей бродит у нашего дворца.

— Хорошо. — Слепец потрепал своих мальчишек по кудрявым макушкам и снова опустил ладони на их плечи. — Хорошо… Позволит ли старший родич мне удалиться?

— Позволю, — очень серьезно ответил Гангея Грозный. — Позволю, мой господин.

* * *

Посольство во главе с отцом Карны уехало на следующий день. Им было поручено отправиться на юг, в Коровяк, где и отыскать некоего юнца-вришнийца из племени тотема Мужественный Баран, того, о ком все чаще говорили, будто он

— земное воплощение Опекуна Мира.

Множество легенд, где вымысел сплетался с правдой теснее слоев металла в булатном клинке, бегали взапуски от Ориссы до Шальвапура — легенд об этом

юнце.

Которого звали меж людей Черным Баламутом.

Богатые дары везли послы. Многажды кланяться было велено им. Кланяться и славословить. А потом передать Черному Баламуту послание Грозного. Из рук в руки. Чтобы глаза аватары Опекуна прочитали:

«Понимая, что сила моя и опыт нужны державе, я остаюсь верным слугой хастинапурского трона, хотя годы и гнетут меня немилосердно. Старость — время размышлений во спасение души, а не деяний во благо страны, невмоготу мне видеть, как безвременно гибнут молодые родичи, раскачивая тем самым основание престола. Если таинственные и внезапные смерти не прекратятся, полагаю наилучшим удалиться в отшельническую пустынь и посвятить остаток дней своих замаливанию грехов, а также аскетическим подвигам. Ибо не вижу иного способа воздать за смерть братьев или внуков, поскольку в случай не верю, а имени обидчика не знаю. Сын Ганги, матери рек, и Шантану-Миротворца, прозванный глупцами Грозным».

Послы говорили потом женам, что лицо Черного Баламута в тот момент, когда он читал послание Грозного, донельзя напоминало лик Вишну-Дарителя — каким бог изображен на парковой стеле хастинапурского дворца. Вьющиеся кудри волнами зачесаны от лба вверх, где и собираются в тройной узел-раковину с воткнутыми павлиньими перьями, тонкая переносица с легкой горбинкой, чувственные губы любовника и флейтиста всегда сложены в мягкую девичью улыбку, уши украшены живыми цветами, скулы и подбородок выточены резцом гениального скульптора, а иссиня-черная кожа слегка блестит, подобно коралловому дереву.

Первый Колесничий смотрел на ровесника собственного сына и думал, что боги — это все-таки боги, а люди — это всего лишь люди. Такому благостному красавцу небось и в голову не придет ввязаться в драку из-за пустяка, дерзить наставникам или, к примеру, вломиться за арестованным родителем в дворцовые казематы. Сразу видно: добродетелен и лучезарен. Глядишь и преисполняешься любовью. Хочется не вожжами отодрать, а преклонить колена и воскликнуть гласом громким:

— О, Черный Баламут и есть великое благо, коего достигают глубоким знанием Вед и обильными жертвоприношениями те мудрецы, кто победил порок и смирил душу! Это итог деяний, это неизвестный невеждам путь! Страсть, гнев и радость, страхи и наваждение — во всем этом, знайте, он достойнейший!

Последняя мысль, самовольно придя на ум, изрядно смутила Первого Колесничего.

Хотя и весьма походила на цитату из каких-нибудь святых писаний или бесед с подвижником, обильным заслугами.

Черный Баламут поднял голову и кротко воззрился на послов.

— Передайте Грозному…

Журчание реки, когда томит жажда, песнь друга, когда грозит беда, глас божества-покровителя в пучине бедствий — вот что звучало в голосе птнадцатилетнего подростка.

Прощение и обещание — вот что сияло во взоре его.

— Передайте Грозному: ему самому и близким его сердцу людям дарована судьбой долгая и счастливая жизнь. Боги милосердны к любимцу, пришло время исполнения мечтаний. Владыка отныне может спать спокойно и не торопиться в пустынь. Аскеза — аскетам, быку среди кшатриев более достойно поддерживать троны. А теперь позвольте мне удалиться, о почтенные!