78 - Фрай Макс

* * *

Как-то я рассказала Аяле сон. Кафе на севере, где-то рядом с ее внучками. Пол грязный, столы не убираются, официанты хамят.

А на обшарпанной стене плакат — черным по белому, огромными буквами: «Здесь — так».

Минут двадцать после этого я стояла в магазине одна. Аяла убежала.

А ночью был ветер. Ночью началась осень и ветер переходил с жужжания на визг и толкал нас куда-то, и мы оказались дома у Аялы. Мы с трудом закрыли дверь и оставили ветер на улице.

Шкаф был старинный. И мы двигали его полчаса, чтобы можно было просунуть руку и достать картины, завернутые в пыльные газеты времен британского мандата.

Аяла отсчитала эту картину наощупь, смахнула пыль и развернула. Море, горы, небо. Все огромными мазками. Через все небо надпись: «Здесь — так».

Утром на работе в полусне я слышала, как Аяла отвечает Симе низким марокканским голосом, видела, как она втягивает плечи, когда к ней подходит согнутая Рикки.

А я стояла у большого зеркала и рисовала себе лицо. Бессонная ночь с лица постепенно стиралась, но было лень двигаться, поднимать плечи и говорить чужим голосом. Сейчас в магазин зайдут люди, еще успею.

Принц Чаш

Предупреждает, что процесс, в котором вы задействованы, имеет скрытые от вас, тайные мотивы (часто это неприятная неожиданность). Рядом с вами — предатель (по меньшей мере, человек, который отвернется от вас, как только это станет ему выгодно). Возможно, дело еще хуже, и роль предателя играет ваше собственное бессознательное, готовое в любой момент выкинуть чудовищный фортель. Единственно разумная линия поведения в такой ситуации — не терять голову, не поддаваться эмоциям и стараться видеть вещи такими, какие они есть. Избавляясь от иллюзий, вы оставите Принца Иллюзий ни с чем.

В человеческой шкуре Принц Чаш чрезвычайно обаятелен и привлекателен, но, с точки зрения окружающих, ненадежен — не потому что отъявленный мерзавец, а просто в силу своей природы. Он искусный манипулятор, это его главный природный дар. От него за версту разит страшными тайнами; часто это — иллюзия, но все же далеко не всегда. Следует признать, что Принцы Чаш обычно живут довольно интересной жизнью.

Такой человек движим (помимо прочего) двумя страстями: все знать и самому быть известным. Для успеха ему следует учиться искренности. Что его может погубить — самонадеянность и чрезмерное честолюбие.

Дарья Булатникова

Соло

Он мягко спрыгнул с дерева. Почти бесшумно, не зацепив ни единой ветки. Только земля спружинила под ногами, да птица порхнула из кустов. Нет, не зря он выжидал две ночи, не зря сгустком тени таился на старой груше. Адвокат сейчас выйдет, и будет в его руках. Алекс выверенным движением прикоснулся к ножнам, прикрепленным к брючному ремню, отстегнул кнопку, погладил рукоять ножа. Он не любил складные ножи, поэтому всегда носил оружие в чехле у бедра. Всегда, когда выходил на охоту.

Вдоль кирпичного забора он двигался неслышно, словно кошка. Ему ничто не угрожало, две собаки, усыпленные крошечными капсулами, лежали за кустами роз, почти рядом друг с другом. Сейчас Берман должен их окликнуть.

— Спарк, Маффи! — раздался голос в темноте.

Алекс слегка изменил траекторию движения и вышел на узкую полоску травы вдоль дорожки. На саму дорожку ступать нельзя — захрустит под мягкой подошвой мелкий красный гравий. Силуэт Бермана теперь был хорошо заметен в свете луны. Нужно обойти его справа, со стороны гаража.

Он все рассчитал правильно: малышка Лили, любовница толстого адвоката, оказалась девочкой жадной и сговорчивой. Вчера, когда она сказала по телефону, что плохо себя чувствует и останется дома, ленивый и осторожный боров не рискнул ехать к ней. Он вообще перестал выходить в темноте — чуял, что смерти судьи и прокурора имеют отношение и к нему, чуял, что стоит в списке третьим номером. Вернее, был первым, но тех двоих оказалось легче подкараулить, и Алекс поторопился покончить с ними. Потом пришлось заплатить Лили немалую сумму и две ночи провести на дереве, сидя в развилке корявых ветвей.

На вторую ночь Берман не выдержал, он вообще кобель ещё тот — не любит спать один, обязательно девочку ему на ночь подавай. На это Алекс и рассчитывал. И когда Берман со злости швырнул телефонную трубку на диван — это хорошо было видно через пуленепробиваемое окно гостиной — и решительно шагнул к двери, Алекс уже знал: сегодняшняя ночь будет последней, и без сожалений расстался с опостылевшей грушей.