78 - Фрай Макс

Марта зовет меня Леной. Наверное, это потому, что она тоже не знает, как назвать правильно. Иногда мы смеемся над этим вместе — над человечьим именем, доставшимся инструменту: скрипичным всхлипом я передразниваю: "Ле-е-ена!", а Марта косится на меня недоверчиво, но не может удержаться от смеха. Я попросила ее принести метроном: тик-так-тик-так — с ним куда проще. Марта понимает меня лучше, чем Клара — говорит, что когда-то училась в музыкальной школе. Иногда мне кажется, что Марта слышит меня по-настоящему.

В маленьком оконце мелькают тени. Надо попросить кого-нибудь передвинуть меня поближе к нему — интересно. Не слишком часто у нас появляются новички, и я уже почти перестала надеяться, что кто-нибудь из них окажется таким же, как я. Хорошо бы это был мужчина — контрабас или туба; мы могли бы сыграться. От волнения и любопытства я ухожу на две октавы вверх, и в дверях появляется обеспокоенная Клара.

У Яниса большие шершавые руки, их прикосновение неприятно — каждый раз боюсь, как бы он не повредил что-нибудь во мне неловким движением. Вот так, осторожно, приговаривает он, понемножку, легонько — я беру возмущенный аккорд, и он наконец отступает, оставляя меня наедине с застекленным пространством чужой комнаты.

…лицо! Проклятый призрак из ночных наваждений, нездорово-бледное, одутловатое лицо, невыносимо знакомое — мелодия сбивается на фальшь, теряет силу, распадается на мучительно бессвязные звуки. У существа за окном пустые маленькие глаза, заросшие веками без ресниц, кажется, если оно скользнет по мне белесым бессмысленным взглядом, останется след, как от улитки — отвратительно! — я отшатываюсь и падаю, со стонами лопаются одна за другой струны, отчаянно кричит труба, но откуда, почему я помню это лицо, кто это?!

— Какой идиот… Клара, это ты не закрыла с утра зеркало?

— Доктор сказал, что это может быть ей полезно…

…ЗЕРКАЛО?!

Принц Мечей

Он же Принц Хаоса. Сообщает, что процесс, в котором вы задействованы, неуправляем. Взять его под контроль невозможно, только и остается, что приготовиться принять все, что случится.

Иногда Принц Мечей появляется именно для того, чтобы предупредить: вы не способны контролировать свою жизнь, вам нужен помощник, руководитель, наставник. Ну или хоть самодисциплина какая-то.

В человеческой шкуре это типичный Шерлок Холмс — точно такой, каким описан в книжках. Не человек, а почти необязательное приложение к собственному блестящему уму. Он воспринимает жизнь, как непрерывную шахматную партию с Создателем и куда больше заинтересован в возможности записывать и анализировать ходы, чем в конечном результате партии. Часто его интеллектуальные усилия кажутся стороннему наблюдателю бесплодными, а жизнь — пустой, но кого интересует мнение стороннего наблюдателя?

Юлия Зонис

Шкурка

На стене — экран, а в экране — моя матушка. Она морщит густые брови и говорит: «Сынок, когда же ты наконец перестанешь маяться дурью?» Тон у нее небрежный, а вот пальцы дрожат, и столбик пепла обрывается с кончика сигареты и падает вниз, прожигая лак и красное дерево журнального столика. Впрочем, этого я уже не вижу.

* * *

Мне часто снится старуха. Во сне я точно знаю, что это моя бабушка, хотя отродясь никаких бабушек в деревне у меня не водилось. За оградой ее двора тянется вверх что-то сухое и колючее, а по двору разгуливают цыплята. Бабушка выходит из дому с решетом и сыпет цыплятам зерно. Руки у нее морщинистые, ревматичные, суставы разбухли — так и кажется, что они сейчас лопнут и брызнет солоноватая жидкость. Однако бабушкины пальцы никогда не дрожат.

* * *

— В Буэнос-Айресе расцвели олеандры. И апельсины в парке. А мой кот сбежал, представляешь? Вот дурачок, мы же его кастрировали.

Павла кривит губы — то ли смеется, то ли плачет. У нее всегда непонятно.

— Ты скоро вернешься в город? Чарли и Мэт выходят завтра на яхте. Они и меня приглашали, но как-то неудобно.

Еще бы. Моей невесте неудобно принять приглашение двух придурков-яппи. Я бы и сам не принял на ее месте. Хотя…

— Езжай. Ты же знаешь — я ведь могу и не выздороветь. А ты развлекайся.

Губы кривятся, кривятся, дрожат. Нет, все-таки плачет.

— Марк, долго еще вы собираетесь валяться в постели?