78 - Фрай Макс

Пешеход. Но идти должен я.

Кидается к стене.

Временщик (равнодушно). Идите.

Пешеход. Пустите.

Временщик. Ничем не могу вам помочь. Стена.

Пешеход. Сам вижу. Разберите.

Временщик. На это потребуется время.

Пешеход. Это неважно.

Временщик. То есть как?

Пешеход. Ведь часы стоят.

Временщик. Но время идет.

Пешеход. Откуда это известно?

Временщик. Я — временщик!

Пешеход (оборачивается). Ваши документики.

Временщик достает учебник истории для 7-го класса средней школы.

Пешеход. Это мы еще не проходили.

Временщик. Это ничего не доказывает.

Шкаф. Квиты.

Сон. Вот видите, теперь мы все в одинаковом положении.

Временщик и Пешеход (в один голос). А какое у вас, интересно, положение?

Сон и Шкаф (вместе). Я — снюсь. Он — Нуфик.

Временщик и Пешеход. Это сон!

Сон раскланивается.

6 Жезлов

Победа

Гарантирует полный успех текущего, или задуманного дела. При самом неблагоприятном раскладе вам все равно успех, но с привкусом скандала. Но, в общем, шестерку Жезлов ничем не перешибешь.

Рустам Гаджиев

Последний на помосте

I

Игра заключалась в том, чтобы оставаться на помосте как можно больше времени.

Каждая из команд гладиаторов могла рассчитывать на привилегии, если их бойцы остались на арене и после зверей и после потоков греческого огня.

Стратегией войны никогда не была сама драка. В нужный момент следует быть твёрдым, как скала, в нужный момент — быстро бежать, далее — демонстрировать чудеса ловкости и храбрости, а потом отлёживаться, притворятся мёртвым или просить пощады — правильно просить, всем видом обещая зрителям зрелище. Авансом. Чудеса изворотливости и решительности. Да и вообще, даже колебания зрителей достаточно, чтобы решить свои проблемы. Сломать кому надо колено, кому-то череп. И не бежать одному, но — со всеми, и — впереди всех.

И всегда на помосте есть такой увалень, который остаётся вопреки всему — всегда израненный обожжённый и исцарапанный, уже не в своём уме — он остаётся на помосте просто, потому что остаётся на нём. Никакой стратегии в этом нет, никакого смысла. Он не испытывает ненависти к чёрным уязвлённым теням, что мечутся с криками в дыму вокруг него — он знает как ранимы и вечно голодны его собратья, этот странный гладиатор вызывает смущение у зрителей и публика всегда вздыхает с облегчением, когда под потоками огня он, наконец, падает и затем, оказывается на носилках.

Никому не приходит в голову, что он превосходный воин, — он не герой, более харизматичные фигуры внушают помосту ужас и трепет, одним появлением, короли арены, освящённые чередой убийств и неизменным выживанием.

Последний же дурак, который остаётся на помосте, похож на какую-то птицу бедствий, живущую в бурях и рождённую для бурь.

Возможно, в другую эпоху он стал бы великим героем, возможно, его несгибаемая глупость стала бы верой и твёрдостью вдохновляющей людей, кто знает. Всё возможно на этом свете. Но нынешние герои имеют каменные лица и богатый арсенал быстрой способности к предательству. Нарушать правила там, где, кажется, нет правил — вот искусство войны.

Формально герой этой истории делал именно то, чего требовала игра — оставался на помосте дольше всех. В реальности его мотивы были глубоко личными, он словно выполнял какое-то своё призвание, выполнял всем существом — и мог в безнадёжной ситуации вытаскивать раненых, которые умирали у него на руках, защищать слабых, которые записаны судьбой в жертвы, или проявлять человечность более простым способом — оставаясь на помосте вопреки здравому смыслу.

Он очень мало был похож на героя, и причинял вреда своей команде больше чем пользы. Его терпели, так как каждый раз казалось: ну вот после этого он точно не выживет и не очнётся. Ну, сегодня точно выпадет не его счастливая семёрка, но раз за разом выпадало что-то жалостливое, непонятное, полу-обожжённое.

Его сваливали ко мне, под помост. Никому не хотелось отомстить чудаку, всё-таки его «подвиг» номинально приносил команде какую-то утешительную жратву. Ко всему прочему его выступления были редки из-за ужасных ран, он неделями отлёживался на моих коленях, под помостом и много раз кровь уже лилась снова, а он всё ещё бредил.