78 - Фрай Макс

Сатир набычился, смотрит исподлобья. Потом тихонько говорит что-то, слышное только олимпийцу. Олимпиец краснеет от злости.

— Состязания? Будут тебе состязания! И, клянусь вот этой кифарой — если ты проиграешь, я с тебя шкуру спущу!

* * *

Аполлон сидит, прислонясь спиной к огромному дубу, и тихонько наигрывает себе на кифаре. Его лицо, залитое голубоватым лунным светом, кажется изваянным из мрамора.

Странная сдвоенная фигура выскальзывает из леса и останавливается на границе между светом тенью.

— Феб, — зовет фигура надтреснутым слегка блеющим фальцетом. — Феб!

Аполлон откладывает кифару и медленно поднимается.

— Марсий? — неуверенно спрашивает он.

Фигура кивает двумя головами, но не двигается с места.

Аполлон подходит поближе, внимательно вглядывается, потом отшатывается, и его рвет.

— Ну, ладно тебе, — скрипуче хихикает Марсий. — Ты что, ободранных сатиров никогда не видел?

Аполлон кашляет и вытирает рот ладонью.

— Чего ты хочешь?

— Да так, — Марсий синхронно пожимает четырьмя плечами. — Хотел тебе показаться.

— А это… — Аполлон тычет пальцем. — Это — что?! Или кто?

Марсий опять хихикает.

— Недогадливый ты, — говорит он, — просто как бог! Если я — сатир без кожи, то это кто? Это кожа без сатира! Отличная штука, кстати, не смотри, что пустая. Мы с нею теперь дуэтом играть можем — я на флейте, она на твоей кифаре. Или наоборот.

Аполлон морщится.

— А как ты…

— Асклепий помог, — коротко отвечает Марсий. — Хороший он мальчик. И великий врач. Прямо как будто и не твой сын.

Аполлон начинает злиться.

— Ты мне показаться хотел? — спрашивает он. — Все, показался, можешь идти. Пока я с тебя еще чего-нибудь не содрал.

Марсий качает головами.

— Не торопись, олимпиец. Ты с меня уже ничего содрать не можешь.

— Это мы еще посмотрим, — шипит Аполлон. Страх и отвращение постепенно уступают место гневу.

— Поверь мне на слово, — мягко говорит Марсий. Аполлон хочет возразить, но Марсий не дает. — Хотя, конечно, ты можешь попробовать.

Несколько минут они молчат.

— Ну, ладно, — наконец, говорит Марсий. — Пойдем мы. Я, считай, просто зашел сказать, что я не в претензии. Чтоб ты не очень из-за меня терзался.

— С чего это ты, сатир, взял, что я могу из-за тебя терзаться? — высокомерно спрашивает Аполлон.

— Ни с чего, — кротко отвечает Марсий. — Просто подумал. Ладно, пойдем мы. Счастливо тебе, Феб. Может, еще встретимся.

— И тебе счастливо, Марсий, — говорит Аполлон. — Но надеюсь, что не встретимся.

— Ну, мало ли. Только имей в виду, у меня теперь будет другое имя.

— Какое? — почти против воли спрашивает Аполлон.

— Нуууууууууу… — тянет Марсий. — Например… Бафомет.^[4] А что? Отличное имя, звучное.

XIII Смерть

Суеверные и невежественные люди боятся, если Тринадцатый Аркан выпадает им при гадании. И не всегда зря, хотя позиций, в которых Тринадцатый Аркан действительно обещает скорую погибель, не так уж много.

Обычно речь идет все-таки о трансформации, причем, в первую очередь — телесной. Для примера могу сказать, что Тринадцатый Аркан может выпасть при гадании человеку, которому предстоит, скажем, смена пола, или цвета кожи, но это, конечно, крайности, а вот резкое повышение, или ослабление иммунитета, изменение состава крови, облысение, или, напротив, появление волос, исчезновение из организма роковой, или не очень опухоли — в данном случае дело вполне обычное.

Что касается личности, которую описывает Тринадцатый Аркан, отличительные черты тут сила, стойкость и бесстрашие. Собственная смертность осознается очень четко, а по сравнению с этим все пустяки. Более сильных натур, чем Тринадцатые Арканы в моей системе исчисления человеков не водится — разве что, Император, но у него сила совсем иного рода, скорее витальная, чем метафизическая. А сила Тринадцатого Аркана, в частности, проявляется в том, что общаясь с таким человеком, люди видят в нем некую неумолимость и неотвратимость, даже если он ничего «такого» не имеет в виду.

Нет такого, с чем Тринадцатый Аркан не справился бы. Ну, или почти нет.

Чувство ответственности у Тринадцатого Аркана, надо сказать, нечеловеческое. Хоть и не хочется ему ответственности, устает от нее, но ведь может. Еще как может.