Черный Янгар - Демина Карина

— Тебе не следовало ходить с нами.

— Следовало, — упрямо возразила Пиркко. — Разве не повелели боги жене ходить по следам мужа? И даже в места столь ужасные…

И вправду было жутко. Красный камень с черными прожилками строительного раствора, словно там, внизу, со дворца содрали шкуру побелки и росписей, обнажив голое нутро. Было оно красно, как у человека.

…человек висел на дыбе.

Уже давно висел, но, упрямец, отказывался говорить.

И спина его, давно ставшая открытой раной, гнила. На груди чернели ожоги. И кое-где, сквозь содранную кожу, проглядывала белая кость.

— Твой отец…

— Иногда чересчур усерден, — Пиркко накрыла ладонью руку мужа. — Он честный человек, но груб и не понимает, сколь тяжело тебе выносить подобное зрелище. Ты мягок сердцем. И жалостлив даже к тем, кто жалости не заслуживает.

Вилхо кивнул, благодарный супруге за понимание.

Он не слаб.

Он жалостлив. И добр.

Сердце мягкое, оттого и нервно трепыхается в груди, потягивает, покалывает, отзываясь на память.

— Не горюй, мой муж. Разве Янгхаар не заслужил подобной участи? Разве не пришел он к тебе, спрятав в рукаве нож? И да, он не ударил в этот раз, но лишь в этот… и неразумно было позволить ему попытаться вновь.

Кивнул Вилхо.

Все верно. И сам Янгхаар виновен в том, что очутился в подвалах Оленьего дворца.

— И разве сам он не отказался облегчить свою участь признанием?

И снова правду говорит Пиркко-птичка.

Молчал Черный Янгар.

Улыбался только. И насмешку видел кёниг Вилхо в той его улыбке.

— Когда же, — шепот жены мешался с резким запахом розового масла, которое осталось на ладонях. И Вилхо тер их, но не в силах был оттереть. И голова вновь кружилась, а дурнота того и гляди выплеснуться норовила. — Когда же он столь верен тебе, как желает то показать, отчего упрямится? Его отец отказал твоему отцу, хотя как верный подданный обязан был сделать все для своего кёнига. И лишь чудом удалось тебе дожить до нынешних лет.

Уже не шепот — звон.

Меди?

Или клинков, столкнувшихся в смертельной схватке. Сталь цепляет сталь, играет на булатных струнах. И голова Вилхо раскалывается от этой музыки.

А Пиркко, сжав ладонь до боли, продолжает.

— Муж мой, прости, но сердце мое переполняется болью, когда я думаю, что боги способны нас разлучить. Твоя болезнь уже не отступает. И самые умелые лекари не способны ее отогнать. Она рыщет, подобна зверю, терзает тебя, и меня лишает покоя…

Остановился паланкин.

А в комнатах душно.

Запретила Пиркко-птичка открывать окна, потому как сквозняки вредили ее дорогому мужу. А солнечный яркий свет вызывал у него головные боли. Велела разжигать камины и принести жаровен, поскольку только очищенный пламенем воздух был годен для слабых его легких.

Кидали в огонь ароматные травы, и терпкий их запах кружил голову.

Потом исходило тело.

И сбросив халат, Вилхо позволил рабам препроводить себя до ложа.

— Пусть бы донесли, — прощебетала птичка. — У тебя, мой муж, вновь ноги раздулись, надобно их беречь.

Она подала чашу и сама, без лекаря, вскрыла вену, выпуская черную дурную кровь.

— Я не позволю богам разлучить нас, — сказала Пиркко и в глазах ее блестели слезы. — Чего бы это ни стоило…

…есть средство, о котором Вилхо еще от отца слышал. Думал, что сказка, но… если жив последний из рода Великого Полоза, и стоит по-прежнему Белая башня, пусть бы и пытались ее сжечь, то, быть может, и тайник, в башне скрытый, существует?

А в тайнике, единственной надеждой, чудом, которым по недомыслию владел недостойный, лежит чешуйка Великого Полоза…

— Заговорит Янгар, — пообещал Вилхо, чувствуя, как перед злостью отступает боль. — Твой отец…

— Мой отец старателен, но… — Пиркко смежила ресницы, скрывая слезы. Знает птичка, как расстраивают они кёнига. У него от вида слез ее в желудке рези начинаются. — Но порой он излишне рьяно выполняет приказы… и вполне способен убить Янгара.

Она размотала белые полотна и бережно коснулась стоп. Кожа на них побелела и сделалась тонкой, чувствительной до того, что даже мягкие войлочные башмаки причиняли Вилхо мучения. Он и повязки-то терпел сугубо потому, что травяные мази приносили хоть какое-то облегчение.

— Ты же сам видел, муж мой, что Янгар уже почти мертв… еще немного, и ускользнет его душа в подземный мир, где самое ей место. Но… эта душа унесет с собой секрет Белой башни.