Цветок камалейника - Громыко Ольга

– Нет, мне все еще очень плохо! – нахально заявил горец, лаская взглядом уже кабаньи уши, приобретающие в его воображении милый копченый облик.

– Надеюсь, не хуже?

– Нет.

Вот тут ЭрТар соврал. Ему, потерявшему уйму крови, приходилось прилагать все усилия, чтобы хотя бы удержаться на кабане, не говоря уж о том, чтобы слезть и пойти рядом. Но горец скорее бы хлопнулся в обморок, чем в этом признался.

Брент, уловив что-то в его голосе, все-таки оглянулся, скривился и постановил:

– Привал.

Джай, не выбирая места, со стоном облегчения растянулся на земле. Вепрь остервенело встряхнулся, и ЭрТар очутился там же. Подскочивший Тишш испуганно потыкался в хозяина носом. Горец минутку полежал неподвижно, с раскинутыми руками и закрытыми глазами, усиливая беспокойство кошака, а потом с боевым кличем обхватил киса за шею и повалил рядом.

Брент бросил свое одеяло и, спустившись к воде, начал горстями плескать ее в лицо, давая надежду, что блаженство передышки продлится хотя бы четверть часа.

– Хорош валяться, идите хворост собирайте, – неприязненно буркнул он.

– А что у нас на обед? – живо заинтересовался горец.

– Кота твоего зажарим…

– Э? – ЭрТар оценивающе потеребил Тишша за пушистые щеки. – Чур, мне ляжку!

Кошак, не догадываясь о своей печальной участи, замурлыкал.

– А я бы кабанчика предпо… – Обережник осекся и уставился в реку. Из-под коряги выскользнула длинная тень и двинулась к отмели, неуверенно трогая поверхность воды колючками плавника. Подплыла к ладоням Брента – и замерла, как выезженный ящерок, сам покладисто вставший промеж оглобель.

Жрец медленно выпрямился и развернулся. На вытянутых руках мужчины неподвижно, как палка, – или, судя по выражению его лица, отлитая из золота святыня, – лежала узкая темно-зеленая рыба в черных пятнах и разводах. Брент минутку постоял с ней, как будто выжидая, пока все налюбуются, и подбросил добычу вверх. Рыба упала на землю между парнями и, словно проснувшись, начала отчаянно трепыхаться. ЭрТар поскорее прижал ее коленом и подцепил за жабры.

– Ух ты-ы! – восхищенно завопил он, разглядывая длинное зубастое рыло, распахнувшееся чуть ли не до размеров кружки. – Это что же за зверь такой?

– Щука. – Жрец поболтал руками в воде, смывая слизь. Встряхнул, вытер о траву, потом о мантию.

– А она съедобная? – До сих пор горец видел только прудовых карпов да форель в храмовом фонтане, и если первыми пару раз, когда было настроение и возможность покутить, лакомился, то вторая оставалась недоступной мечтой.

– Конечно. Может, не слишком вкусная…

– Зато большая, – оптимистично закончил ЭрТар. – Э?

Брент отрицательно выставил вперед ладонь, отвергая протянутый горцем кинжал.

– Лучше ты.

– Но это же твоя добыча! – изумился охотник.

– Нет. Она пришла по доброй воле – а я ее предал… Не заставляй еще и убивать.

– И как же вы, такие чувствительные, без помощи йеров не перемерли? – фыркнул горец, одним точным ударом на весу отсекая рыбине голову. – Травой и корешками, что ли, питались? Или у них тоже прощения просить положено?

– Одно дело – охотиться или рыбачить, и совсем другое – обманывать чужое доверие, – пояснил Брент. – Это просто по-человечески противно.

– Но не запрещено?

– Нет. Каждый решает за себя. – Жрец тем не менее помрачнел еще больше и, отвернувшись от спутников, сам пошел за хворостом. Вепрь забрался в камыши и чем-то там хрустел и чавкал.

– Да он никак обиделся? – шепотом поинтересовался ЭрТар у столь же озадаченного Джая.

– Угу. Непонятно только, на кого. Куда нанизываешь, выпотроши сперва!

– Не учи ученого…

Запеченная на палке щука получилась суховатой и пресной, но голод и мысль о Иггровой дороговизне подобной трапезы успешно заменили жир и приправы. Кошак с хрустом грыз щучью голову, хотя мог бы покончить с ней одним глотком. Уж он-то знал толк в рыбе!

Брент оставался мрачен, как родственник усопшего богача, не упомянутый в завещании.

– Покажи свою башку, – велел он Джаю, заметив, как тот, кривясь, ощупывает оставленную кастетом ранку и обрамляющую ее шишку.

– Эй, ты что делаешь?! – спустя минуту взвыл парень, отшатываясь. – Больно же!

– Конечно, больно. Но пусть лучше минутку поболит, чем месяц ныть будет.

Джай отпустил еще несколько крепких словечек, но все-таки придвинулся обратно. Боль вернулась, однако терпеть ее, зная о скором избавлении, было гораздо легче.