Вавилонский голландец - Фрай Макс

– О да, – подтвердил я.

Выгонять читателей с борта – это моя работа. Этих я выгнал с трудом, тем более что они по-английски не очень-то понимали, а я по-датски знаю одно слово: «спасибо», tak то есть.

– Капитан все время где-то пропадал, – вспомнил Джонсон, чуть не провалившись вниз, в мокрые бухты гитовов и горденей. – Уходил после завтрака, возвращался к ужину. А ведь в городе-то ему трудно выглядеть как надо. Что-то он там замышлял. И видно, не вышло.

– Ну и при чем тут мы? – уныло спросил я.

Мне вдруг стало грустно, я вспомнил, как мы с сестрой сидели рядышком в ее комнатенке и молчали, глядя на ночной город. Я даже позавидовал сестре: ей не приходится сидеть на горьких и мокрых веревках, пытаясь найти решение там, где его нет.

– Ну, может быть, я ошибаюсь, – примирительно сказала Сандра. – Не расстраивайся так.

Трубки наши все-таки погасли, нахлебавшись соленой воды, и нам осталось молча смотреть, как слаженно действует ночная команда. Я бы сказал, даже несколько рискованно. Старик, работавший на шкоте крюйс-стакселя, каждый раз, когда приходил порыв ветра, чуть потравливал парус – корабль кренился и набирал скорость. Двое на гальюнной палубе использовали следующий порыв, чтобы поставить свой стаксель. Летучие кливера звенели где-то наверху.

– Узлов десять идем, наверное, – оценил Джонсон. – И ведь это только под косыми.

– А ведь бортовой качки почти и нет, – сообразила Сандра. – По краю волны ведет.

– Кажется, он нас учит, – подвел я итог.

Шторм продолжался три дня. Джонсон за это время оброс щетиной, спал с лица, но в трюм так и не спустился. Чтобы не смыло во сне, он вешал свой гамак прямо на главной палубе и спал там под разноязыкие чертыхания ночной команды. Я же обнаружил в своей каюте сухое местечко, хранил там электробритву и даже разок побрился как следует. Сандра провозгласила открытие общества крепких желудков, приспособила электроплитку, выбрав момент, когда корабль два часа шел с одним и тем же ровным креном, и наготовила нам целый бак вкуснющего ирландского рагу. Учитывая, что есть могли только двое, нам хватило с избытком.

На четвертый день шторм начал стихать.

– Ну что? – спросила нас Сандра, когда мы шли ночью по колышущемуся морю. – Чует мое сердце, развязка не за горами. Какие будут версии? Капитан-то, думаю, рано или поздно сообщит. Я по-прежнему считаю, что это он на нас за что-то сердит. Ну, не знаю, за кино, может быть. Вон, полкоманды ходит, как зомби, и твердит: «Часть корабля, часть команды». Потому и спать не отправил, чтоб нахлебались.

– Я думаю, он нас оставил, чтобы поучить. А шторм – ну, просто так. Само вышло, – возразил я. – Может быть, это просто шторм и кэп не виноват.

– Сделка у него в Копенгагене сорвалась, – флегматично высказал свою версию порозовевший Джонсон. – Да так сорвалась, что он и про нас забыл, и шторм устроил.

– Ну вот, – деловито сообщила Сандра, – у нас есть три версии. Кто выиграет, тому двое других дают по гинее, идет?

Мы согласились.

Сандра призвала проснувшегося боцмана, сцепила вместе три наших правых руки и попросила разбить. Боцман разбил, но отошел, качая головой и бурча себе под нос: «Ну чисто дети малые, штурмана-офицеры!»

Боцмана можно было понять: корабль достался ему явно не в том состоянии, в каком он оставлял его перед долгим сном. Трехдневный шторм бесследно не проходит, какие уж тут азартные игры.

Несколько дней прошли в обычном режиме: море успокоилось, мы приняли свои вахты и снова вернулись к привычной сытной стряпне нашего кока, но напряжение, тем не менее, нарастало. Никто из нас не решался прямо задать вопрос капитану, а библиотекарь на сей раз не помог. Всю копенгагенскую стоянку он не обращал внимания на действия капитана, потому что был занят лекциями, а после Скагеррака честно спал вместе со всей командой. Мы нервничали тем сильнее, что золотая гинея – увесистая сумма по любым временам.

Кажется, капитан тоже это понял и, не дожидаясь очередной стоянки где-нибудь в Англии, велел положить корабль в дрейф и пригласил нас троих на пятичасовой чай.

Первые минуты в полутемной каюте капитана прошли в молчании.

– Господа, – наконец прервал молчание Дарем, отставляя в сторону кружку, – я вижу, что-то вас беспокоит.

«Взаимно», – подумал я про себя.

– Со своей стороны я готов признаться, что и меня кое-что беспокоит. Боюсь, мне требуется ваша консультация – как людей молодых и имеющих отношение к нынешнему веку. Вы что-нибудь понимаете в банковской системе? Скажите, оплата банковской картой – это что-то сродни оплате по долговой расписке?