Вавилонский голландец - Фрай Макс

Мэрион закончила предложение и вздохнула. Стук продолжался. Поразительно, насколько у людей меняется понятие о приватности, стоит им поселиться в кампусе. Сразу почему-то становится нормальным ломиться к соседу, если, например, закончилась соль. Или сигареты. Или алкоголь. На ее памяти был даже случай, когда у соседа ничего не закончилось, просто ему пришла в голову фантазия обсудить последнюю серию «Коллег». Что-то ему стало вдруг непонятно во взаимоотношениях Мэйзи и Джузи. В три часа ночи. Get yourself a life, право же!

Приеду домой, думала Мэрион, рывком запахивая халат (плечи у нее были вовсе не оливковые, а белые, бледные такие плечики), приеду домой и вообще ни с кем не буду разговаривать. Лет пятьдесят. А потом посмотрим.

Она бегло оглядела себя в зеркале, достала из сумки помаду, накрасила губы (все еще стучит, надо же) и повернула дверную ручку.

– Нннну?

– Девица Мэрион, помоги в беде бедному страннику!

Разумеется, Николас. Разумеется, в одних трусах. Разумеется, сшитых из голландского флага. Патриот.

– Николас, это тавтология, не стыдно? И у меня нет наличных.

Мэрион отлепила Николасовы пальцы от косяка и захлопнула дверь.

Немного подумала, снова открыла и крикнула в удаляющуюся сутулую спину:

– На твоем месте я бы ходила в длинном плаще, таком, знаешь, широком.

– Почему? – заинтересованно спросил Николас. Он, кажется, совершенно не обиделся.

– По анатомическим соображениям, – отчеканила Мэрион, снова захлопнула дверь, заперлась на задвижку, скинула халат, посмотрелась в зеркало, расчесала короткие светлые волосы, надела дырчатую шаль, снова посмотрелась в зеркало, немножко покрутилась, вернулась обратно за стол и продолжила.

«Мэрион ждала объяснений, сложив на груди руки. Вошедший неловко поклонился, потом резко выпрямился и молча посмотрел прямо в глаза девушке. Внезапно Мэрион бросило в жар. Глаза незнакомца воспламенили древний огонь…»

Мэрион запнулась. Воспламенили огонь, дожили. Здесь предполагалась любовная сцена: необузданная страсть с первого взгляда, она падает в обморок, Ричард (или Эдмунд?) берет ее на руки, потом они трахаются. Предаются страсти, поправила себя Мэрион. На фоне Эйфелевой башни, в окружении… Черт его знает, чем окружают себя падшие женщины. Роз и шоколада?

Мэрион, разумеется, смотрела кино «Мадам Бовари» и в принципе представляла себе, как должна была бы выглядеть эта сцена. Беда была в том, что Мэрион не могла себе представить, что она, Мэрион, падает без чувств при виде незнакомого чувака, среди бела дня вломившегося к ней в студию. И уж тем более было невозможно представить, как она предается страсти. Или перепихивается. Или даже просто занимается сексом с кем-либо, кроме той абсолютно неотразимой златокудрой девы, которую она ежедневно видит в зеркале. Точно, сообразила Мэрион. Она будет лесбиянка.

«Что вам угодно, сударыня?»

– Ничего нам не угодно, – пробормотала Мэрион, обращаясь к экрану. – Нам угодно домой к маме, вот что нам угодно. И там мы все быстренько напишем и прославимся. А сейчас нам угодно спать. Она захлопнула крышку компьютера, залезла на диван, подтянула колени к подбородку и посмотрелась в зеркало. Бедная маленькая Мэрион, такая трогательно неуклюжая в этих толстых полосатых носках, такая беззащитная и нежная. Под подушкой тихо зачирикал телефон. Это кто еще?

– Мэри, детка, как ты там?

– Все нормально, мам, я уже не могу дождаться. Выпускной во вторник, и я сразу приеду.

– Но вы же, наверное, захотите отпраздновать?

– Мам, мне все это поперек горла. Я прилечу в среду утром, ты меня встретишь?

– Мэрион, я могу только по вечерам, у меня работа новая, я не смогу уйти. Давай в среду вечером?

– Неважно, я сама доберусь.

– Прости, пожалуйста.

– Я же сказала, это неважно. Все, мама, мне пора бежать.

Мэрион бросила трубку и посмотрела на себя в зеркало. «Во тьме ее глаз плескались непролившиеся слезы», – подумала она удовлетворенно. Вот и мама других не лучше. Думают только о себе, до меня никому дела нет. Работа у нее новая, ага. А дочь уже не новая, на нее можно наплевать.

Надо было бы спросить, что за работа, успела подумать Мэрион и провалилась в сон.

Дома было замечательно. Такси ползло вдоль серых голых деревьев, грязно-серых сугробов по краям дороги, заброшенных амбаров и куч мусора. Дом, милый дом. Мэрион открыла окно, сунула голову в обжигающий ветер, словно под душ, вдохнула…