Наша светлость - Демина Карина

— …у каждого есть кто-то за морем. Друг. Родич. Враг.

Трое. Двое взрослых. И один совсем юный, он то падает на воду, поднимая тучи брызг, то взлетает, почти теряясь среди облаков. Уже оттуда зовет. Голос-смех.

— Если сказать паладину, то он передаст слова.

Тисса хочет сказать. Маме. Отцу. Дедушке… она так редко говорила им, что любит. И наверное, они волнуются. За нее волноваться не следует.

У Долэг все хорошо. И у Тиссы.

Сейчас и дальше тоже. Тисса верит.

В желтых глазах паладина — зеркала — отражается она и Урфин, который замолчал, и лицо у него сделалось очень серьезным. Тисса слышит шепот, но не слова.

Это личное.

И она лишь может попросить, чтобы слова достигли края моря. Пусть тот, кому они предназначены, услышит и простит.

Чудо длится долго. Но паладины все-таки уходят, и мир пустеет. Только Тисса больше не одна. И взгляд цепляется за взгляд. Разговор без слов, но Тисса знает — ее поняли.

Сегодня ночью она не останется одна.

Еще одно неоконченное дело, которое Кайя откладывал, поскольку из всех дел, оставшихся неоконченными, именно оно грозило причинить боль. И не Кайя — он привык, пусть бы и не устал удивляться людям. Более того, сейчас он понимал Тень куда лучше, чем понимал Кормака или прочих с их неуемной жаждой власти, и оттого чувствовал себя виноватым.

Всего два имени. Урфин сделал ставку, но ошибся. Он слишком долго и люто ненавидел, чтобы эта ненависть не повлияла на выбор. И угадай Урфин, Кайя был бы рад.

Дверь была приоткрыта.

Опоздал?

Или его ждали? Приглашали на встречу?

Стучать Кайя не стал.

В первое мгновение показалось, что комната пуста. Окна открыты настежь, и белые языки снега лежат на паркете. Камин погас, а свечи живы, три из семи, но этого хватает. В зыбком круге света — бутыль вина и кубок в руке, изрезанной морщинами. Она выглядит слабой — еще один обман.

— Вы все-таки пришли. — В голосе человека слышится немалое облегчение. — Я устал ждать.

— Я принес тамгу.

Кайя положил золотую пластину на стол.

— Выпейте вина. Вам не повредит… — Человек подвинул собственный кубок.

Вино имело характерный запах.

Волчья травка.

— У нас есть полчаса. Хватит, чтобы поговорить. Присаживайтесь.

Кайя воспользовался предложением. Стул был слишком мал и изящен для него, но вес выдержал.

— Где ваша дочь?

Она не покидала пределов замка. И даже собственных комнат, пусть бы Кайя и не отдавал приказа запереть ее.

— Там… — Слабый взмах. — Обе там. Она и ее тень.

Для обычного человека чернота кажется непроглядной, но Кайя видит то, что ему хотят показать: медвежья шкура у открытого окна и две женщины, обнявшие друг друга. Они заботливо укрыты простыней и мертвы, вероятно, давно. На лицах их, на обнаженных руках — снежная корка. Рыжие и черные волосы переплелись, словно эти двое и после смерти не желали расставаться.

— Я предлагал ей уйти. Обещал спрятать. Защитить.

По щекам Макферсона ползут слезы.

— Она не поверила.

Кайя позволил себе подойти ближе. Глаза женщин были открыты.

— Я не смог. Им надо было видеть друг друга.

— Вы догадывались?

В разговоре нет необходимости. Макферсон умирает. Кайя способен вывернуть его разум и при толике удачи получить гораздо более полную информацию.

— Да… наверное. Я мог бы догадаться, но я человек. И не желал верить, что ее ненависть зашла так далеко. Для меня она все еще маленькая девочка…

— …которую вы продали.

— Предал, — поправил Макферсон. — Вы же помните, какое было время? Казалось, без помощи не выжить. У меня четыре сына. И дочь. Цена высока, но… род важнее. Так мне казалось. Одним ребенком я выкупил жизнь остальных. Никогда так не делайте.

Чтобы вывернуть человека наизнанку, достаточно нескольких секунд. И Кайя может позволить ему говорить, тем более что он не уверен в собственных способностях: прежде не всегда получалось.

— И где мои сыновья? Не война, так болезнь, не болезнь, так… от судьбы не уйдешь. Остался лишь Нияр. Он хороший мальчик и… слишком молод, чтобы отвечать за наши ошибки. Мертвых не судят, верно?

И Нияр Макферсон, последний из некогда могучего рода, сохранит титул, земли и состояние деда, которому осталось не так и много. Лорд-казначей спешит договорить: