Богадельня - Олди Генри Лайон

– Вит, они ж про тебя еще не знают! Так: мы с Ульрихом – на раскруте, а ты под мышками чесать будешь. Звон – по-братски: полна-пол. Катим?

Вит поскреб затылок. Никого он чесать под мышками не собирался: выдумают тоже, стыд один! Может, лучше самому на раскруте? Крути себе… Опять же: какой-такой «звон»? И как это по-братски, если половина – ему?! По-братски – значит, всем поровну, на троих.

Хоть про обмолот понятно. Осень: самая пора…

Тем временем в калитку лезла пестрая ватага: парни, дядьки, стайка шумных девиц. Странно: молотильных цепов или мешков с зерном у них не наблюдалось. Может, на току оставили? Однако не похоже, чтобы ватага возвращалась после трудового дня. И одеты не для обмолота.

Уж Вит-то хорошо знал, какими мужики в Запрудах с тока возвращаются!

– Почем рвацун? – лениво поинтересовался Гейнц у направившегося к столу парняги: высокого, кучерявого, лет двадцати.

– Это Дублон, – зашептал Ульрих на ухо Виту. – Ойфово в «хвата» чешет! Зырь в оба: он вправо срезает, когда конает… Я тоже так делал, помнишь? Сейчас Гейнц его раскрутит: Дублон же нас за флохов^[18] держит, а тебя так вообще – в полное бельмо. Мелькай, бацарь!

И Ульрих затрясся от беззвучного смеха.

– Чужой рвацун кошели жжет, – врастяжечку бросил Дублон, подойдя. – А вы тут, гляжу, жаб задницами давите. Усечет Малый Втык, зажируете…

Гейнц цыкнул слюной сквозь зубы:

– Мы в ночное ходили. Отвал у нас до завтра. Так, в «хвата» по крошкам бацаем.

– В «хвата-а-а»…

Дублон презрительно сощурился. Оправил складки темно-синего, спадающего до земли плаща. Камзол соперничал длиной с плащом: панталоны из-под него едва виднелись. На тупоносых башмаках красовались пряжки дутого золота: два солнца. Он и впрямь был красавцем, этот Дублон со Дна. Буйная смоль кудрей, брови вразлет, гордый подбородок. Высокомерный прищур карих глаз. Когда б не секира за поясом, сошел бы за дворянина. А так… Будь ты богатей из богатеев, красавец из красавцев, щеголь из щеголей – а оружье позорное носи. Иначе плети и штраф: ни на плащ дорогой не посмотрят, ни на камзол модный, ни на осанку горделивую. Выпорют, как миленького. И кошель облегчат изрядно.

Знай свое место.

«И вот этот-то красавец станет с нами играть?! – засомневался Вит. – Да он в рожу мне плюнуть побрезгует!»

– В «хвата-а-а»… – повторил Дублон, получая удовольствие от звуков собственного голоса. – Тебе, колчерукому, только за гульфик себя хватать. И то промахнешься! Вон, с селюком бацай…

– А ты покажь селюку, как бацарей обламывают, – подал голос Ульрих. – Он в дело хочет. Обкатай.

– Обкатать? – нехорошо ухмыльнулся Дублон. – Моя обкатка звона стоит. Зазвоните – обкатаю.

– А он сам за себя зазвонит. Почем у тебя кон на обкатку, Дублон?

– Полфлорина. За науку платить надо. Ну что, селюк, зазвонишь?

Теперь Дублон обращался непосредственно к Виту, но глядел мимо и поверх головы мальчишки. Ульрих исподтишка толкнул Вита локтем: давай, мол. И два пальца врастопырку показал. Дескать, выигрыша набралось на флорин. Два, значит, кона.

– Зазвоню, – подбоченился Вит, стараясь подражать Гейнцу.

Аж самому понравилось: до чего похоже вышло!

– На первый раз, если кон снимешь – с меня вдвое, – проявил щедрость Дублон, коротко зыркнув на стол и оценив кучку монет не хуже Ульриха. – Я сегодня добрый. Покатили, селюк!

XXIII

– …Слышь, Бацарь, а ну еще раз «резку» покажи!

– Отвянь, Крысак! Дай парню горло промочить. У него скоро рука отвалится: всем показывать. Или звони!

– Ага, разогнался! Звони ему… и так уже в кошеле шишом покати!

– Тогда отвянь. А ты, друг, пей. Заработал. У вас в селе небось…

– Хватит.

Развеселая компания, собравшаяся за столом, мигом скисла. Перед Витом стояла Глазунья. Откуда появилась толстая деваха, Вит не разглядел. В голове шумело от выпитого: здесь, на Дне, он впервые попробовал вино. В отличие от пива понравилось. Мальчишка наверняка бы с непривычки и на радостях надрался до беспамятства – но Глазунья объявилась вовремя. Разумеется, Виту хотелось остаться: поболтать с новыми друзьями, допить из кружки. Намереваясь заявить об этом дурехе, он с вызовом глянул на Матильду…

Послушно встал.

И поплелся за полоумной в сторону мансарды.

Даже попрощаться забыл. Но никто не обиделся. Обитатели Дна прекрасно знали, что это такое: когда Глазунья всерьез зовет. Тут имя свое забудешь, не то что попрощаться…