Богадельня - Олди Генри Лайон

Эгмонт Дегю тихо шагнул к стене.

Прикусил губу, наблюдая.

Это в мальчике от матери. Неподвижность. Умение замирать надолго, без малейшего шевеления: истуканом. Сам герцог так не умеет. Его высочество подобен зыби на воде, расплавленному серебру, ветру в кронах. Мальчик же перенял от герцогини Амальды часть качеств рода Лафарг. Со временем это сделает его многажды опасней отца: слабый ветер, обернувшийся вихрем, пугает меньше, чем камень, ставший ураганом. Развитие естественно; сочетание противоположностей – чудесно. Умри Амальда к вечеру, отзвук ее останется жить в старшем сыне. Пока мальчик окончательно не станет мужчиной… стариком… прахом в саркофаге. Пожилой рыцарь редко думал о собственной старости. Однажды утром, вставая с ложа, он узнает: скоро. Может, завтра. Но до конца осени – наверняка. Каково будет жить с этим знанием? С ощущением срока?! С палачом за спиной?!

Каково сейчас герцогине Амальде стоять над колыбелью новорожденного?!

Думать о таком оказалось слегка грустно и совсем не страшно.

– Ваше высочество… отец!..

– Молчи!.. молчи и слушай. Я не хочу, чтобы после тебя Хенинг погряз в династической смуте. Я люблю тебя. Не знаю, смогу ли так полюбить твоего младшего брата. Это дитя трезвого расчета. Зародыш гибели Амальды. Надеюсь, я протяну еще лет пять… В любом случае этого недостаточно.

Густав Быстрый обернулся столь стремительно, что двое слушателей опоздали заметить движение герцога. Но они заметили другое: каким трудом дался Густаву-Хальдреду сей поворот. Значит, правда. Скоро начнется. Пять лет? – хорошо бы три года…

Края покрова на алтаре дрожали от сквозняка.

– Граф цу Рейвиш! Вице-командор Эгмонт! Я позвал вас сюда, стремясь избежать огласки. Если мы задержимся в усыпальнице, это воспримут вполне естественно. Сейчас мы с вами находимся рядом с прахом Альбрехта Кроткого, славнейшей ветви на Хенингском древе! Иногда я жалею, что лишен счастья поменяться с ним местами. Надеюсь, вы меня понимаете?

Эгмонт Дегю позволил себе легкую улыбку. Он разделял чувства государя. Альбрехт Кроткий… славные времена первых Кружных Походов!.. Когда амьенский фанатик Петр Пустынник, воспылав идеей освобождения Гроба Господня, собрал вокруг себя толпы вооруженной черни и двинул их на погибель, под копыта сельджуков – разгром «святых воинств» никого не удивил. Простонародье потому и обречено носить оружье, что слабо по природе своей. Воевать должны те, кому это назначено судьбой и происхождением. Знатнейшие семьи Европы с дружинами выступили в поход, освященный папским престолом. Державы ислама, за редким исключением, тогда не поощряли проведение Обряда среди мусульман. И поплатились за глупость суеверий – рыцари, подобные Альбрехту Кроткому, пали на них, словно кречет на стаю уток.

Иерусалим, Святой Град, открыл ворота победителям.

Почти век понадобился, чтобы курд Салах-ад-Дин, в чьей семье издавна творилось таинство Обряда, объединил себе подобных. Став султаном Египта, он подмял Сирию и Месопотамию, после чего равные встретились на поле боя с равными, и Иерусалим вернулся в руки «львов ислама». Польза Обряда стала несомненна даже для наиболее закоснелых: позднее все попытки вернуть утраченное оказались бесплодны.

«Как бесплоден наш мальчик…» – улыбка таяла на лице Эгмонта Дегю. Намек, отблеск… ничего. Строгость и внимание.

Герцог Густав снова пожевал губами.

– Ко мне вернулись сны, – сказал он с режущей сердце беспомощностью. – Мне надо спешить.

– Сны?!

Жерар-Хаген качнулся к отцу. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Ему самому никогда не снились сны. Никогда, за исключением первой недели после Обряда и десяти дней перед посвящением в орден. Яркие, отчетливые и безнадежно кощунственные видения. Грезы бесчестия. Картины греха, сладкого в забытьи и горького в миг пробужденья. Молодой граф полагал, что такие сны посещают его одного; он скорее умер бы, чем признал собственную безнравственность вслух. Но отец!.. его высочество тоже?..

В поисках опоры он оглянулся на Эгмонта Дегю.

Но опоры не нашлось и здесь.

– Мой государь, я знаю, о чем вы говорите, – поклонился рыцарь. – Простите за дерзость, но если дело обстоит именно так… Вам действительно следует поторопиться.

III

– Также недопустимо, считаю я, чтобы наши стражи привыкали уподобляться – и словом, и делом – людям безумным.

– Сущая правда.

– Дальше. Станут ли они подражать ржанию коней, мычанию быков, журчанию потоков, гулу морей, грому и прочему в том же роде?