Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

Она огрызнулась:

– Я эти крылышки уже четыре часа ем. Это ты проголодался…

– Это верно, – согласился он.

Она посмотрела, как он пожирает мясо, быстро, но без спешки, сказала ядовито:

– Всех женщин здесь обошел?

– Обошел, – согласился он честно. Сглотнул большой кус мяса и, не глядя в ее напрягшееся лицо, пояснил: – Стороной. Нужно было кое-что важнее, а на всех могло не хватить времени.

Она проворчала, скрывая непонятное ликование:

– Только потому?

– Конечно, – ответил он серьезно.

Она поджала губы, но лицо оставалось сияющим, хотя продолжала недовольно хмуриться и посматривать в недоумении. Он то ли не поверил, что не побывала в постели торговца, то ли ему все равно, а ей очень не хочется, чтобы ему было все равно. Наоборот, чтобы ему было очень не все равно, но этот гад даже не покажет виду, если ему даже не все равно, мужчины либо бесчувственные, либо страшатся показаться чувствительными, это на них как бы пятно позорной женственности, как будто каждая женщина – чума ходячая.

Он быстро выпил вино, зеленые глаза стали очень серьезными.

– Ну что ж, – произнес он со странной интонацией, – раз у тебя есть карта, то я должен напрашиваться к тебе в попутчики?

Она милостиво кивнула.

– Да. Напрашивайся!

По его твердым, как дерево, губам скользнула и растворилась легкая, как дымок от костра, улыбка.

– Ты возьмешь меня с собой, женщина?.. Или ты так устала за бессонную ночь, что пускаться в путь не готова?

Она сказала быстро:

– Я же сказала, в постели торговца я не была!

– Ты спала здесь, – удивился он, – за столом? Бедняга.

– Себя жалей, – ответила она с победными нотками. – Я хоть за столом поспала, а ты же совсем не спал… шляясь неизвестно где!

– Я сказал, – ответил он, – где я был.

– Так я и поверила! Вы все врете!

Он поднялся, она тоже поспешно вскочила, чтобы он не нависал над нею, как горный хребет. Он бросил на стол серебряную монету, небрежным жестом показал хозяину за стойкой, что сдачи не надо, пошел к выходу, а Барвинок почти вприпрыжку бросилась следом.

На выходе он столкнулся в дверях с одним из вчерашних гуляк, тот шарахнулся в сторону при виде улыбающийся Барвинок, правую сторону лица закрывает громадный и отливающий всеми красками кровоподтек.

Олег сказал с сочувствием:

– Ну и разделали тебя, парень… Что-то случилось?

Гуляка зло посмотрел на Барвинок.

– Ударился о дверь.

– Как зовут эту дверь? – спросил Олег требовательно.

Он поморщился.

– Тебе не все равно? Тебя не ударит.

Олег кивнул.

– А-а-а, ну раз не ударит, тогда ладно. Я это и хотел узнать, каждый, когда спрашивает о других, спрашивает о себе… Пойдем, женщина.

Они вышли во двор, Барвинок дробно стучала сзади каблучками, Олег озабоченно посмотрел на небо, в сторону конюшни, снова на небо.

Она прошипела раздраженно:

– Ты очень груб и напорист. Очень! Зачем ты еще и унижаешь парня?

– Я?

– Ты и еще раз ты!

– В чем же?

– «Как зовут эту дверь?» – передразнила она, повторяя его интонации. – А не мог бы спросить то же самое, но помягче, давая ему возможность выбора ответа?

– Например?

– Ты мог бы спросить: «У этой двери есть имя?» У него было бы больше места для маневрирования.

Он нахмурился.

– Это я и не хотел ему давать. Хотя… не все ли равно? У нас нет времени на глупости. Черный Маг набирает силу. Если верно то, что чувствую, уже могу не успеть. Так что не надо все эти… маневры.

Она сказала, не сдаваясь:

– Думаю, ты все равно не стал бы вести тонкую игру. Ни по мелочи, ни по-крупному.

Он хмуро блеснул зубами.

– Скорее всего. Но только потому, что меня всю жизнь что-то да подгоняет. А так вообще-то я очень тонкий и чувствительный. Наверное. Во всяком случае, мог бы стать этим самым тонким и чувствительным, если бы жизнь не огрубила.

Она перебила:

– Купишь коней?

Он вздохнул.

– Хорошо бы. Но туда нет дороги, придется на своих двоих. К счастью, сравнительно близко.

Она проворчала:

– Знаю эти твои «близко»!

– Я же сказал, – напомнил он, – сравнительно.

– Сравнительно с чем?

Он чуть раздвинул губы в угрюмой усмешке и не ответил. Она догнала и пошла рядом, стараясь попадать в шаг, но для этого приходилось слишком широко расставлять ноги, а это смешно и неженственно, но если сократить, получается смешное и какое-то заискивающее семенение, что тоже не совсем для сильной и независимой женщины…

Озлившись, начала придумывать, как бы где его уесть хоть в чем-нибудь для компенсации, нечего задаваться. Так вышли за город, а там волхв сразу свернул с дороги и полез через такие корчи, косогоры, нагромождения камней, что она только злилась, но не находила момента ну хоть как-то обидеть этого бесчувственного.

В какой-то момент он пошел совсем тихо, почти крадучись, впереди густые кусты, он раздвинул осторожно и начал всматриваться. Барвинок приблизилась с величайшей осторожностью.

– Что там? – шепнула, едва двигая губами.

Он чуть отогнул для нее ветку. На очищенном от камней месте спиной к ним стоит на коленях обнаженная женщина с чашей в руках. Колдуна сперва не заметила, тот в черной одежде стоит неподвижно в сторонке, но Олег засопел зло и тихохонько вытащил лук.

Из чаши медленно поднимался зеленый пар, Барвинок вздрогнула, там начала проступать уродливая женская фигура, такие нравятся подросткам, слишком в ней женское переразвито, а сзади извивается, как толстая змея, длинный хвост…

Сухо щелкнула тетива. Колдун подпрыгнул, руки взметнулись, как крылья, Барвинок с ужасом и отвращением увидела между руками и телом кожу, как у летучих мышей.

Вторая стрела ударила его в глаз, кровь брызнула во все стороны с такой силой, словно у волхва с тетивы с силой летят толстые колья. Колдун медленно опустил руки, из глаза торчит оперение стрелы, Барвинок даже страшилась представить, как из затылка высунулся стальной клюв, ноги подогнулись, он рухнул вниз лицом.

Женщина все так же держит обеими руками чашу, Олег проломился через кусты, обошел ее вокруг, поводил ладонью перед глазами. Барвинок проскользнула следом, сердце колотится бешено, кровь шумит в ушах от страха и возбуждения.

– Какой-то ритуал?

– Да, – буркнул он. – Эта дура по своей воле… но, похоже, он собирался ее надуть и принести в жертву. Так что ладно, пусть живет.

– Спасибо, – сказала Барвинок саркастически.

– Пожалуйста. Пойдем.

Она спросила удивленно:

– Что, так ее и оставим?

Он подумал, ответил задумчиво:

– Вообще-то она хороша… Пожалуй, ты права. Надо ее взять с собой.

Барвинок сказала резко:

– Нет уж! Эта дура сама виновата. Ишь, поверила мужчине!.. Пусть остается. Такая не потеряется.