Придон - Никитин Юрий Александрович

Невольно отступая под чудовищным натиском, артане сражались яростно, стремясь только поразить врага, никто не пытался убежать от неминуемой смерти. Куявы кричали, пели, молились. Ярость и ощущение победы утроили их силы, они рубили противника, как сочную траву, удары усталых рук становились только сокрушительнее, их кони вздымались на дыбы, дико ржали и стальными подковами с острыми краями крушили черепа артанских лошадей и даже всадников.

Они вырубили три тысячи из пятитысячного отряда Щецина, вырубили почти всех приевцев, выкосили, как косари смерти, больше половины мекленцев, и даже отборные бачиловцы гнулись и трещали под их ударами. И так было, пока они не прорубились к тысячнику Шульгану, у которого сейчас под рукой была тьма, десять тысяч отборной конницы, и его пора уже звать темником.

С шульгановцами куявы сами словно ударились о каменную стену. И устали от страшной сечи, и шульгановцы встали, как горный хребет, что загораживает путь не только людям, но даже ветрам и птицам. Силой не уступали, кони у них тоже рослые, тяжелые, а по своему племенному обычаю они оставляли голой только спину, зато плечи и груди укрыли прочными и легкими стальными доспехами. Да и шлемы пусть не такие цельные, как у куявов, но берегут голову от слабых ударов.

Когда нашла наконец коса на камень, схватка закипела на равных, шульгановцы не отступали ни на шаг, куявы продолжали натиск, люди в передних рядах задыхались от тесноты и духоты. С двух сторон на куявов ударили могучие отряды Плеска и Меклена. По своему обычаю, они сперва забросали куявов топорами, а те не могли закрыться щитами, а потом ударили со всей силой, яростью и стыдом за едва не опозоренную конную рать несокрушимых и победоносных артан.

Земля гудела и стонала, воздух трещал от звона щитов, грохота топоров и мечей по доспехам. Оружие сталкивалось над головами со страшным леденящим звуком, люди сшибались грудь в грудь и, не имея в тесноте возможности размахнуться, хватали друг друга и стаскивали с коней, где на земле, под конскими копытами, старались дотянуться до горла друг друга.

Артане видели на лицах куявов жестокую радость, глаза горят восторгом, впервые артан бьют, бьют не в похвальбе, а взаправду. Артане пытались сами нажать на куявов, отодвинуть, заставить попятиться, крик и грохот металла по металлу стал звонче, чаще. Все рубили, кололи и снова рубили без малейшей передышки, пот заливал лица, дыхание было хриплым, но у каждого из обожженного горла вырывался только родовой клич, а руки снова и снова поднимали топор или меч.

По всей линии схватки летели искры от ударов топоров и мечей по стальным панцирям. От грохота глохли люди и кони. Во все стороны брызгали срубленные края щитов, наконечники копий, навершия шлемов, а то и отрубленные кисти рук с зажатым в кулаке оружием. Кони в тесноте поднимались на дыбы и, не в силах опуститься, неистово били передними копытами всех, кто оказывался ниже.

Герои, которые предпочитали воевать в одиночестве, а не водить отряды, озверели от тесноты и давки, где не удавалось показать свою нечеловеческую силу или ловкость. Первым сумел очистить место вокруг себя Меривой, он крушил огромным топором с такой яростью, что наконец-то смог перевести дыхание, а затем его конь сумел сделать первые шаги вперед.

За ним устремились братья Кресал и Улеб, участники всех последних битв, где бы они ни затевались, бесстрашные и умелые воины, они послали коней сзади и чуть по бокам, быстрые и точные удары братьев поражали всех, кто пытался зайти к Меривою со спины. Они постоянно выкрикивали клич своего рода, среди грохота, конского ржанья и диких криков слышали немногие, но люди их крови тут же поспешили к ним, встали сзади и пошли уже сами врубываться в плотное, словно стена из деревьев, куявское воинство.

Дорогу Меривою загородил великан в доспехах темного цвета, щит размером с городские врата, меч как бревно, а конь высился над другими, как бык над козами. Меривой подставил щит под удар, содрогнулся всем телом, крикнул бешено:

– Теперь получи мой!

Лезвие его топора рассекло толстый щит куява, выкованный лучшими кузнецами Вантита, полетели осколки, вторым ударом Меривой достал кончиком лезвия топора куява в переносицу. Шлем не дал себя просечь, но прогнулся, в щели брызнула кровь, а куявский великан пошатнулся в седле.

Меривой закричал победно, вздымая над головой страшный топор, Кресал и Улеб тут же оказались рядом с шатающимся гигантом и обрушили на него частые удары. Тот наконец повалился на конскую гриву, пальцы тщетно хватались за повод, а когда грохнулся наземь, Кресал ухватил коня за уздечку и закричал оруженосцам:

– Этого отвести к шатру Меривоя!..

Меклен выдерживал натиск левого крыла куявского войска, воины там все были рослые. В великолепных стальных доспехах, сильные и уверенные, а переговаривались между собой на вантийском наречии. Им внезапно овладела страшная ярость, только вантийцев здесь не хватало, он закричал, срывая голос, рубился уже с нечеловеческой силой, а когда у него сломался топор, выхватил из седла чужака, в своем железе похожего на железную статую, и, держа его за ногу, вращал им, как исполинской дубиной, и побил так многих сильных воинов.

Ему наконец бросили его собственную дубину, что возил на запасном коне, целиком из молодого дуба, он сметал каждым ударом всадника вместе с конем, опрокидывал тех, кого хотя бы задевал, а если удар приходился сверху, то плющил и коня, и всадника.

За ним с победными криками двигались сильнейшие из богатырей, и так они вклинились в плотные ряды наемников, а затем и отбросили их сперва на длину копья, а потом и на выстрел из лука. Аснерд по приказу Придона послал им тысячу лемков, те ударили с накопленной яростью, и наемники начали отступать шаг за шагом.

Похоже, куявы заметно устали, в центре они были отброшены усилиями сыновей Аснерда, но затем перестроили ряды и сражались молча, без воинственных криков, упорно и яростно. Аснерд окинул взглядом оставшиеся полки, сказал Придону жестко:

– Теперь остаешься ты!.. Будь полководцем, а не мальчишкой!

Придон не успел рта открыть, как Аснерд жестом подозвал оруженосца с конем, жеребец закряхтел под тяжестью гиганта, Аснерд ухватил одной рукой повод, а другой вскинул над головой огромную секиру:

– Артане, вперед!

Все, кто услышал, с готовностью двинулись за ним следом. Аснерд помолодел, сбросив десятки лет, но сохранил опыт и умение схваток, от его карающей десницы гибли самые сильные, самые прославленные, ибо, завидев самого Аснерда, которого знали все, каждый из героев стремился схватиться именно с ним, принести стране облегчение, а себе неслыханную воинскую славу, почет и завистливое уважение.