Придон - Никитин Юрий Александрович

Заходящее солнце бросало кровавые лучи на сокровища, и самоцветы вспыхивали прекрасным зловещим огнем. Утром они заблестят чистым и радостным огнем невинности, но сейчас они само неистовство, гнев, пожары, пролитая кровь, победные крики и плач покоренных.

Таких куч оказалось несколько, никто их не охранял, но местные страшились подойти близко, а сами артане были слишком хмельны победой, раздувались от гордости, чтобы кто-то из них подобрал хоть камешек.

Но это сегодня, подумал Придон неожиданно трезво. А завтра-послезавтра уж начнут набивать карманы. И зашивать золотые монеты и кольца в седла. А когда появляется богатая добыча, то возникает мысль, что ее надо сберечь…

Он не понял, почему на душе сразу стало гадко, словно нечаянно проглотил старую больную лягушку. Но гадко стало, он сразу ощутил, что устал, что плечо ноет от страшного удара палицей местного великана.

С дальней площади доносился рев молодых сильных голосов. Артане пели боевую походную песню о славном витязе Кармалюте, о его верном коне и очень красивой, конечно же, потому и неверной, беспутной жене. Придон прислушался, быстро взглянул на Прия. Брови военачальника сошлись на переносице, глаза поблескивали. Он не выглядел встревоженным, ноздри широкого носа часто подергивались.

Придон не выдержал первым:

– Что-то чуешь?

– Я думаю, – сказал Прий быстро, – что это чернь перепилась.

– Да?

– Рядом подвалы богатого бера, – сказал Прий еще торопливее. – Пока выкатывали, пару бочек эта пьянь разбила!

– Да, – повторил Придон, – конечно… Но что-то мне это ликование перестало нравиться.

Только Щецин выглядел невозмутимым, лицо раскраснелось, широкий рот стал еще шире в довольной улыбке.

– Это недолго, – сообщил он. – Молодая кровь играет. Завтра они снова будут жаждать подвигов. Уже утром будут на конях и потрясать топорами!

Придон кивнул:

– Надеюсь.

Пир продолжался трое суток, и с каждым часом веселье нарастало. Костры горели на площадях, но уже на второй день артан у костров стало меньше, а на третий осталась едва ли треть. Зато в домах день и ночь полыхали все светильники, оттуда слышались удалые песни, раздавался женский визг, уже без страха, в окнах мелькали силуэты. И то, как они мелькали, не нравилось даже Аснерду, а Придон приходил в бешенство.

Вяземайт хмурился, глубокие морщины избороздили лицо.

– Мы оказались не готовы, – признался он.

Аснерд огрызнулся:

– Мы готовы сразиться даже с богами!

– Но не с искушением, – сказал Вяземайт.

– Искушением?

Вяземайт сделал широкий жест рукой. У костров коротали время уже одиночки, редко по два-три человека. В основном это были немолодые суровые воины с шрамами на теле, немногословные, медленные в движениях. В их взглядах, что бросали на окна, была откровенная насмешка, а то и презрение.

Придон резко бросил Аснерду:

– Завтра утром всех собрать на городской площади!.. Нет, все не поместятся. Сразу за городскими воротами. Чтоб и горожане со стен могли увидеть!

Вяземайт взглянул настороженно, но кивнул. Аснерд открыл рот, но Придон выглядел разъяренным, и старый полководец смолчал.

На рассвете громко и требовательно пропели рожки. Жутко проревела боевая труба всеобщего сбора. Десятники, еще в ночь строго предупрежденные сотниками, а те – тысячниками, сбивались с ног, собирая своих людей, вытаскивая из роскошных постелей, снимая с куявских женщин, вылавливая из бассейнов с подогретой водой.

Ворча и вяло поругиваясь, воины разбирали коней. Причины внезапного сбора никто не знал, куявских войск поблизости нет, а все остальное – недостойно внимания героев, вдребезги разнесших громадную армию куявов.

Ворота распахнуты настежь, через них плотной змейкой тянулись конные артане, двигались подводы, телеги, доверху груженные роскошной мебелью, картинами, коврами, сундуками и ларцами. За воротами, в сотне шагов от городской стены уже высилась быстро растущая гора из награбленного. Слышалось потрескивание, огромная груда время от времени вздрагивала и чуть проседала. Длинная вереница огибала ее справа налево, каждый что-нибудь да швырял в общую кучу, а с телег сбрасывали драгоценную мебель, тяжелые рулоны ковров.

В свежем утреннем воздухе витал сильный запах благовоний. В кучу бросали и кувшины с драгоценными восточными маслами, оно растекалось, пропитывало вантийские шелка, бархат, ковры и все ткани, наполняло воздух, и теперь аромат казался Придону чересчур навязчивым и неприятным.

Рядом с первой кучей выросла другая, а затем третья, четвертая… Как только наверх не могли забрасывать даже богатыри, начинали новую кучу.

Придон выехал на белом коне, он стискивал челюсти, бешенство играло на лице, но еще больше ярости клокотало внутри.

В череп волны били с такой силой, что временами он ощущал приступы безумия.

Артане уже на конях молча ждали, переговаривались вполголоса. Никто не знал, что случилось, выискивали глазами разведчиков, что летучими отрядами обшарили окрестности.

Придон вскинул руку. Впереди войска на огромных конях сидят огромные Аснерд и Вяземайт, смотрят на него ожидающе. Так же впереди своих тысяч находятся Щецин, Ральсвик, Прий, Волог, Меклен, Канивец, Шульган и Норник, другие военачальники, известные по прошлым войнам и прославившиеся в этом быстром и победном нашествии.

– Артане! – прокричал Придон. – Артане…

Он поперхнулся, мелькнула мысль, что могут истолковать это как недобрый знак, как подсказку, что ему не надо этого говорить, и сразу же гнев горячей волной ударил в голову.

– Артане! – грянул он страшным голосом. – Мы – артане, и всегда гордились этим! Мы – дети богов, истинные дети богов. Мы доказали это, сокрушив с легкостью всю армию презренных куявов, заставив дрожать эту страну торгашей! Мы бросили под копыта своих коней ее города, села, ее женщин и все остальные богатства!.. И что же? Что же получилось?

Горло сдавило судорогой. Он ощутил на глазах злые слезы. Только бы не брызнули из глаз, подумал устрашенно, на сердце такая горечь, стальные доспехи проест, как горячая вода проедает лед.

Огромная масса не шелохнулась, выглядела сплошным каменным плато с вырезанными на нем человеческими и конскими головами. Придон чувствовал всей кожей их взгляды, прокричал с мукой:

– Артане!.. Мы ликуем и празднуем, наши кони жиреют, еще не успев потерять накопленный в Артании жир в долгой скачке! Наши руки слабеют, ибо в них не топоры, а чаши и чары!.. Что с нами, артане? Неужели так мало стоим? Неужели боги ошиблись?