Я – сингуляр - Никитин Юрий Александрович

– И когда перестали скрываться?

Он хитро улыбнулся.

– Знаешь, мы оба чувствовали в этом такой изысканно-извращенный смак, что не спешили, не спешили… Вернее, мама не спешила. Или сперва не могла сообразить, как ей поступить правильно.

– Правильно? – переспросил я невольно. – Что же тут правильного, когда сын трахает собственную мать?

Он фыркнул.

– Ну, во-первых, ей спокойнее, когда разряжаюсь дома, а не на улице, где и СПИД, и венерические, и хитрые девки, что то денег требуют, то угрожают привлечь за изнасилование, если что-то им не сделаю. Она же слышит жалобы подруг, у которых сыновья то и дело влипают в какие-то неприятности! Во-вторых, разве наша мама не хороша? Выглядит молодо, а тело у нее сочное… Хоть и показывают в рекламе молоденьких гимнасток, но у меня что-то эти гуттаперчевые задницы не вызывают отклика. Зато когда маму беру за мягкую жопу, у меня сразу пенис наготове, как бы я ни устал и ни набегался в фирме… А ты что, ничего не чувствуешь? Теперь, когда знаешь?

Я прислушался к себе, признался:

– Да, есть. Но это же неправильно! Как если бы… ну, там всякие гомосеки…

Он изумился:

– Ты что? То извращенцы, мужчины с мужчинами! А здесь самая что ни есть норма! Во-первых, мы маму любим, а во-вторых, с кем еще и начинать трахаться, как не с мамой? Уж точно с нею всегда покой, уют и ласка! И она нас любит, как ты догадываешься.

Я потряс головой.

– То другая любовь!

Он расхохотался.

– Да ладно тебе… Она настолько рядом, что грани и не видно вовсе. Тебя уже завело, признайся, как только допустил саму мысль, что это возможно!..

Я подумал, спросил осторожно:

– Погоди, у нее же климакса еще не было?

– Нет, ей рано.

– И как…

– В смысле? А, чтоб не забеременела?

Я кивнул.

– Точно.

Он почесал затылок.

– Сперва наугад, а потом мне самому пришлось вести ее менструальный календарь, она стеснялась. А в опасные дни, когда могла забеременеть, пользовался ее анусом.

Я покрутил головой, не зная, что сказать, он не понял моего молчания, сказал, защищаясь:

– А как иначе? Презервативами как-то глупо, а я не хочу, чтобы она ходила на аборты.

Мелодично прозвенел мобильник, Денис торопливо выхватил из кармана черную плоскую коробочку.

– Алло?.. Ну да, я тоже бешусь!.. Скоты, это ж не выборы какие-нибудь сраные, кому они нужны, а футбол – нужен!.. Ну?.. И я говорю!.. Ага… ага… ага… ну?.. Ага, и я… Ну?

Он откинулся на спинку дивана, лицо разгладилось, повеселел, иногда похохатывал. Я потихоньку поднялся, мама хотела меня увидеть и поговорить, тревожится за мое душевное состояние.

На кухне яркий свет, вкусно пахнет, мама на кухне ко мне спиной, нарезает огурцы тонкими прозрачными ломтиками. Я остановился в дверном проеме, всматриваясь в нее уже другими глазами. Молодое и сочное тело, такими становятся те девочки, что живут в тепле и уюте. На их твердом мясе нарастает сладенький такой нежный жирок, что придает особое очарование. Когда выходят на улицу в топ-майках, открывая животики, то привлекательнее кажутся как раз те, у кого на боках уже наросли великолепные такие валики… На обложки журналов хороши как раз гимнастки с идеальными талиями, где ни капли жира, но для мужских рук лучше эти, с валиками.

Я подошел сзади вплотную, как делал всегда, обхватил, в очередной раз отмечая, что в талии прибавила еще чуток. Пальцы захватили на ее мягком животе толстую горячую складку, она и раньше попадалась, тогда ее мял и щупал, ехидно комментируя, что ага-ага, снова потолстела, но сейчас, вспоминая слова брата, медленно перебирал эту сладкую плоть, все так же прижавшись, пальцы все сильнее сжимали горячее тело.

Пенис, сволочь, сразу начал вздуваться, наливаться горячей тяжестью. Я поспешно выгнул хребет, как кот на мусорке, отодвигая зад, но пальцы не разжал, не смог. В мозгу уже горячая каша, снова прижался, руки начали подниматься по ее телу, перебирая пальцами горячие сладкие валики живота. Вот сейчас в мои ладони опустится горячая тяжелая грудь, на миг испугался своей дерзости, пальцы остановились на мягких и горячих складках, сжались, чувствуя нежную и податливую плоть.

Некоторое время я мял и щупал, отдаваясь странному и очень острому ощущению нарушения запретности, как будто одним ударом разнес монолитную стену, ранее казавшуюся нерушимой, а за ней огромный захватывающий мир, который принадлежит только мне.

Она продолжала строгать огурец, только руки двигались медленнее, а когда закончила с одним, очень неспешно и осторожно взяла второй. По миллиметру поднимая ладони, я коснулся бюстгальтера, тяжелого и старомодного, подлез под твердую окантовку. Пальцы коснулись мягкой и горячей груди, тяжелой и в то же время податливо-послушной. Ладони сдвинулись вверх уже сами, сладкая горячая тяжесть легла в ладони тихо и безропотно. Пальцы сами по себе накрыли быстро поднимающиеся соски, оба сразу затвердели, я чуточку их сжал, мама судорожно вздохнула.

Мозг не отключился, но его как бы отстранили от активного участия, оставив в роли наблюдателя, а власть над телом взяла волосатая обезьяна. Я высвободил одну руку, второй держал в ладони грудь, в один прием ухитрился расстегнуть и спустить штаны, торопливо задрал подол. Ягодицы крупные, тронутые целлюлитом, горячие и широкие, я чуть согнул колени и направил пенис в горячую влажную щель, умоляя его сдержаться и не выплеснуть весь гель мне в ладони.

Мама медленно наклонилась к плите, опершись локтями. Я жадно ухватил ее за бедра и вошел с жадным выдохом облегчения, словно наконец-то переступил порог рая. Наслаждение начало нарастать в бешеном темпе. Я думал, что вот сразу и кончу, однако экстаз все нарастал и нарастал, а когда я уже думал, что и сам кончусь, мое тело взорвалось неистовым оргазмом. Я сжал ягодицы, зарычал, колени подогнулись, я чуть не упал, пару минут держался на дрожащих ногах, наконец заставил себя отклеиться и торопливо поднял брюки.

Руки тоже дрожат, так же задрожал бы и голос, если бы я осмелился заговорить. Придерживая брюки, я суетливо сунулся в ванную, слава богу, соседняя дверь, все еще дрожащими руками вымыл пенис в раковине. Морда в зеркале потрясенная, глаза вытаращенные.

Денис сидит, все так же развалившись на диване, тычет перед собой в воздух пультиком, словно наносит короткие уколы невидимой шпагой.

– Еще семь минут до футбола, – пожаловался он, – а смотреть нечего! Когда было четыре канала, и то находил, что посмотреть!

Я пробормотал:

– Теперь все под спортивные отдали…

– Я и шарю по спортивным, – возразил он. – А что еще смотреть? Не культуру же или науку? Скучно…

– А-а-а… Я думал, боевики ищешь.